И действительно, после прогулки её настроение заметно улучшилось. Вернувшись вечером домой, она сразу же легла спать и, открыв глаза, обнаружила, что солнце уже высоко поднялось над головой.
Сусин вошла в комнату, помогла ей одеться и тихо сказала:
— Главный управляющий Гао уже дважды присылал людей узнать, проснулись ли вы.
Доу Чжао поспешно произнесла:
— Быстро пригласи его в зал!
Сусин ответила «есть» и ушла.
Доу Чжао наспех выпила чашку горячего чая и направилась в приёмную.
Там её уже ждал Гаошэн с лёгкой улыбкой на лице.
— Вчера управляющий Чжан сам пришёл ко мне. Он пригласил меня выпить вина в «Павильон Пьяных Бессмертных» и пообещал, что после завершения дела подарит мне три тысячи лянов серебра. Он думает, что я специально создаю ему препятствия!
Доу Чжао не смогла сдержать смех:
— И что ты ему ответил?
Гаошэн с гордостью расправил плечи:
— Я, конечно же, передал всё в точности, как вы велели.
Он помолчал, а затем, явно смутившись, добавил:
— Управляющий Чжан пытался выпросить восемь-десять тысяч лянов серебра до Нового года. Я настаивал на том, что все расчёты будут произведены только по окончании года. В итоге он ушёл очень недовольным.
Доу Чжао удовлетворенно кивнула. Теперь оставалось только наблюдать, каким будет следующий шаг Чжан Чжицзи.
Гаошэн поколебался, затем, покраснев, пробормотал:
— Хозяин велел передать: пусть барышня больше не раздаёт деньги под проценты. Если потребуется серебро, велено брать из его собственных счетов.
Было очевидно, что после того, как она втайне велела выделить средства, Гаошэн сразу же доложил обо всём Доу Шиюну. И теперь ему было неловко.
Доу Чжао, уважая его преданность отцу, мягко улыбнулась и спросила:
— А сколько у отца есть личного серебра? Если всё отдать мне, что тогда останется ему?
Гаошэн, вспоминая, как легко барышня попросила тридцать тысяч лянов — сумму, порой даже превышающую требования самого хозяина, — лишь почтительно склонил голову, не осмелившись произнести ни слова.
Доу Чжао, почтительно поклонившись, проводила его до дверей.
В последующие дни Чжан Чжицзи ещё дважды приходил к Гаошэну. Видя искренность и прямодушие управляющего, а также изучив его характер, Чжан наконец понял, что Гао не намеренно чинит ему препятствия. Смирившись, он пообещал встретиться снова только после Праздника Весны, что, впрочем, принесло Гаошэну немалое облегчение.
Тем временем Доу Чжао попросила своего советника Чэнь Цюйшу внимательно следить за передвижениями Чжан Чжицзи.
Как она и предполагала, вскоре Чжан начал активно налаживать связи с мелкими чиновниками, приближёнными к императору и наследному принцу.
На сердце у Доу Чжао снова появилась тяжесть. Она решила поговорить с отцом, чтобы убедить его отказаться от доли в серебряной лавке «Жишэн».
Однако Доу Шиюн упрямо отказался:
— Мужчина не может жить без верности своим словам. Раз уж я пообещал, то не могу нарушить данное слово.
Увидев, как тяжело и серьёзно выглядит его дочь, Доу Шиюн почувствовал некоторую вину и поспешил добавить:
— Так и быть… После твоего замужества я отправлю Гаосина забрать вложенное серебро.
Доу Чжао недовольно нахмурилась:
— А если Чжан Чжицзи заявит, что у него нет серебра для возврата?
Доу Шиюн беспечно отмахнулся:
— Ну, проиграем — значит проиграем! В торговле без убытков не бывает!
Доу Чжао была так раздражена, что едва сдерживала свои эмоции.
Речь шла не о прибыли или убытке, а о том, не окажется ли их род замешан в заговоре принца Ляо.
В прошлой жизни именно то, что Сун Мо без колебаний поднял лук и выстрелил в наследного принца, позволило принцу Ляо без труда вынудить Императора отречься от престола.
Но теперь всё иначе. Ей удалось спасти Сун Мо от участи стать «палачом мятежа».
А это значит, что если наследный принц останется жив, Император вряд ли легко откажется от власти.
Тем не менее, в той жизни принц Ляо всё же взошёл на трон…
Сколько бы она ни думала об этом, ответ был один: лучше держаться подальше от политических интриг, жить мирно и спокойно.
И тем более — не давать повода для подозрений!
Когда принц Ляо занял трон, все чиновники, не замешанные в мятеже, продолжили служить. Лишь немногие, такие как Лянь Цзифан, встретили свою судьбу, не желая склонить голову.
Доу Чжао, твёрдо стоя на ногах, произнесла:
— Если отец передал мне долю в серебряной лавке «Жишэн», то теперь это моя доля. И я отказываюсь от участия! Ни один лян моих средств не будет вложен в «Жишэн»!
С малых лет лишённая материнской заботы и выросшая в отдалённых уголках Чжэндина, она всегда старалась быть покладистой и разумной. Именно поэтому Доу Шиюн всегда испытывал к этой дочери особую теплоту и вину.
Теперь же, глядя на её широко раскрытые миндалевидные глаза и лицо, холодное как мороз, он весь вспотел от волнения.
Он пробормотал, оправдываясь:
— Иначе… я отдам тебе ещё пятьдесят тысяч лянов серебра?
Доу Чжао с усмешкой произнесла:
— Думаешь, я нуждаюсь в серебре?
Мне противно видеть, как тебя обманывают и используют!
Господин Го Янь владеет десятками тысяч му земли в Шаньси! Почему мой отец один вкладывает пятьдесят тысяч, а они с господами Чжао и Чэнь делят оставшуюся треть?
— Нет-нет! — поспешно замахал руками Доу Шиюн. — Это я сам вызвался вложить больше! Хотел дать тебе ещё больше серебра к свадьбе…
Сердце Доу Чжао дрогнуло. Но она сдержала чувства и продолжила холодно:
— Пятьдесят тысяч — это немалая сумма! Даже если отец и вызвался сам, если бы господин Го Янь действительно уважал тебя, разве позволил бы он тебе одному нести такую ответственность?
Кто может гарантировать, что «Жишэн» принесет доход?
Я решила: в этом деле я не отступлю. Если отец сам не скажет управляющему Чжану, я велю Гаошэну всё уладить!
Доу Шиюн в отчаянии опустил плечи.
