В то время как в зале Ичжи царила оживлённая и радостная атмосфера, в покоях Сянсянь стояла гнетущая тишина — служанки боялись даже дышать.
Сун Ичунь метался по комнате, словно раненый зверь, и с яростью выкрикивал:
— Эта мелкая тварь! Кто бы мог подумать, какие ужимки он продемонстрировал перед императором, что тот теперь не может перестать о нём говорить! С таким видом, будто готов его защищать! Если бы я знал, чем это обернётся, я бы давно прикончил его, а не затеял весь этот поминальный зал…
Рядом с ним, опустив руки, стоял Тао Цичжун. В отличие от своего хозяина, его беспокоило совсем другое.
— Господин, — тихо окликнул он, прерывая поток брани. Он оглядел пустую комнату, в которой не осталось ни одной служанки, и осторожно добавил: — А вы не задумывались, откуда у императора информация о вашей ссоре с господином наследником? Обычно такие дела не вызывают интереса у посторонних…
Сун Ичунь замер.
А Тао Цичжун продолжал:
— Господин гун, мы не можем позволить себе оставаться в бездействии. Необходимо найти способ поговорить с императором. Даже если мы не сможем полностью объяснить ситуацию, мы должны предотвратить возможность того, что кто-то другой воспользуется этим и очернит вас в глазах государя.
Вор может красть хоть тысячу дней, но никто не способен противостоять кражам столько же времени. Если так будет продолжаться, мы окажемся в крайне уязвимом положении.
Сун Ичунь погрузился в глубокие размышления. В комнате воцарилась такая тишина, что, казалось, можно было услышать, как падает игла.
В этот момент за окном мелькнула крошечная тень, проворно скрывшись за садовой стеной. Через мгновение её след исчез, словно растворился в воздухе.
Пока Доу Чжао раздавала награды служанкам, до родственников семьи Доу и всех, кто был близок с Сун Мо, постепенно доходили новости. Особенно спешили те, кому в будущем предстояло часто иметь дело с управлением стражи Пяти городских управ: столичный управитель Шуньтянь — Хуан Ци, уважаемый господин Хуан, а также временно исполняющий обязанности командующего стражи — Дунпин бо. Оба прислали надёжных управляющих с богатыми подарками.
В день, когда Доу Чжао, согласно обычаю, возвращалась в отчий дом на «ночь под луной» — церемонию встречи под луной спустя месяц после свадьбы, переулок у храма Цинъань наполнился редкой для него оживлённостью. Не только вся семья из переулка Грушевого дерева прибыла в сборе, но даже госпожа Цзи из Кошачьего переулка и беременная невестка Хань, у которой вот-вот должны были начаться роды, — тоже не остались в стороне.
Доу Шиюн светился от гордости, как будто только что получил повышение. Он даже не стал вспоминать, почему Доу Чжао не пришла на пир, который устроил Доу Мин в прошлый раз, а сразу задал дочери практичный вопрос:
— Ну что, сколько дней ты собираешься пожить у нас? Надо бы предупредить домашних, чтобы они были готовы.
Обычай «ночь под луной» не обязывал молодую жену проводить у родителей целый месяц — достаточно было выбрать несколько дней в пределах этого срока.
— Только два-три дня, не больше, — с виноватой улыбкой ответила Доу Чжао. — Через пару дней господин наследник должен официально приступить к должности, и мне нужно проконтролировать, как идёт расследование по делу о пожаре у нас в усадьбе. В следующий раз, когда я приеду, постараюсь остаться подольше.
Для дочерей, вышедших замуж, дни, проведённые в родительском доме, были особенно дороги. Обычно они оставались хотя бы на четыре-пять дней, а то и на месяц. Поэтому трёхдневное пребывание Доу Чжао стало почти исключением. Однако Доу Шиюн, человек практичный, не видел в этом ничего обидного. Он понимал, что раз его дочь уже стала частью другой семьи, то теперь главное — это семья её мужа. С добродушием он сказал:
— Два-три дня, так два-три. Тогда я скажу Яньтану, чтобы он приехал за тобой.
Сун Мо тут же поднялся и сдержанно откликнулся:
— Слушаюсь.
В его взгляде и в лёгкой улыбке у уголков губ читалась едва уловимая радость.
Доу Шиюн усмехнулся:
— Похоже, зятю просто не терпится поскорее забрать его дочь обратно!
Взгляд Доу Шиюна, обращённый к Сун Мо, стал ещё мягче. Он заговорил с ним по-отцовски, обсуждая их будущую службу:
— Ты ещё молод, и, конечно, некоторые могут не воспринимать тебя всерьёз. Но самое главное — не задирать нос. Запомни: самые сложные люди — это те, кто работает уже много лет. У них не только опыт, но и хорошее понимание того, как работают государственные финансы, а также связи в самых разных местах — от Министерства налогов и государственных расходов до Военного министерства. Возможно, они не всегда доводят дело до конца, но если начнут мешать, ты обязательно попадёшься. Твоя дорога ещё впереди, и не стоит с ними бодаться. Будь скромен, осторожен, снисходителен и великодушен. Научись побеждать, проявляя гибкость, а не силу.
Доу Чжао едва удержалась от смеха.
Этот Сун Мо — настоящий гроза в округе. Если он не начал кого-то ругать, то это уже само по себе проявление великодушия. А те, кто осмелится с ним потягаться, напоминают кузнечиков осенью: попрыгают немного и затихнут.
Отец постоянно призывает его быть кротким и снисходительным, но если бы Сун Мо действительно следовал этим советам, его бы давно съели, не оставив и костей!
Сейчас же этот человек, который обычно сохраняет бесстрастное выражение лица при встречах, старается изо всех сил выглядеть счастливым и растроганным в присутствии отца. Зачем ему это?
Он настоящий притворщик!
Сун Мо же вёл себя как примерный ученик: кивал, отвечал «да» и «согласен», словно каждое слово Доу Шиюна было вырезано на золоте. И сам Доу Шиюн, видя такую отзывчивость от зятя — и не простого, а высокопоставленного придворного — всё больше воодушевлялся. Слово за слово — и было видно, что ему становится всё приятнее говорить.
В этот момент у двери осторожно появился Гаошэн и робко заглянул в комнату.
Доу Чжао сразу же спросила:
— Управляющий Гао, что-то случилось?
Она прервала болтовню отца, к его явному неудовольствию.
Гаошэн растерялся, покраснел и заторопился:
— Н-ничего… совсем ничего…
Однако лицо Доу Шиюна уже омрачилось.
Когда Доу Чжао устраивала угощение, Доу Мин не пришла, сославшись на то, что собирается на церемонию «ночи под луной» в родительском доме. Но потом — ни слова, ни объяснения. А когда уже сама Доу Мин звала гостей, Доу Чжао хоть и отметила, что «подарок без визита» — не вполне вежливо, всё же говорила разумно.
Обе сестры, можно сказать, были неправы — одной по полсотни палок.
На этот раз Доу Шиюн решил лично пригласить Доу Мин, послав Гаошэна с просьбой передать её слова: «Прошлое забыто, с сегодняшнего дня пусть сестры будут как родные, дружны и неразлучны».
Однако, взглянув на виноватый вид Гаошэна, Доу Шиюн сразу понял, что его слова были проигнорированы. Доу Мин просто не услышала их.
