Доу Мин посмотрела ему вслед и тихо, с усмешкой, хмыкнула. Затем, придерживаемая служанкой, неспешно последовала за управляющей старшей служанкой дома Чжанов и прошла под резными воротами с гирляндами.
В цветочном павильоне царило сияние и оживление — наряды, смех, изысканные фразы, словно всё происходящее было обёрнуто в дорогую шёлковую вуаль.
Доу Мин низко склонилась в приветствии перед супругой гуна Цзиня.
— Ох, поднимайся же скорее, поднимайся! — поспешно воскликнула та, поднимаясь сама и добродушно приободряя гостью. — Сегодня ты — наша родня, всё остальное не важно.
Доу Мин с улыбкой поднялась на ноги… и тут её взгляд наткнулся на знакомый силуэт, восседавший на резном кресле рядом с супругой гуна Цзиня.
Доу Чжао.
Она тоже пришла.
На миг в глазах Доу Мин мелькнуло удивление, а потом взгляд потемнел. Лицо же её оставалось таким же приветливым.
Супруга гуна Цзиня, заметив её замешательство, с нарочито добродушным видом замахала рукой:
— Ай-ай-ай, ты пришла позже сестры — непорядок! Положено за это наказание, ох, положено!
Юные барышни вокруг весело щебетали, занятые своими играми и разговорами, но женщины, сидевшие рядом с хозяйкой дома, — все как одна обернулись, пристально вглядываясь в обеих сестёр.
Доу Чжао лишь тихо вздохнула. Сдержанно, почти бесстрастно, склонила голову в знак приветствия:
— Доу Мин.
Та тоже не была дурой — хоть её пальцы и чуть не разорвали носовой платок в кулаке, она вовремя сообразила, как нужно себя вести.
— Сестра, — почти ласково откликнулась она, а затем повернулась к супруге гуна Цзиня с мягкой улыбкой:
— Вы правы, уважаемая госпожа. Я сама себя накажу — три чаши вина за опоздание, как велит обычай.
Гости весело рассмеялись, напряжение спало, как пар в утреннем саду.
Кто-то из дам, бросив на Доу Чжао взгляд, а потом — на Доу Мин, лукаво усмехнулся:
— Да уж, надо признать — обе сестрицы из рода Доу вышли замуж не абы куда: старшая — супруга наследника из дома гуна Ина, младшая — супруга хоу Цзинина. Ха, такие браки поважнее, чем «три цзиньши в одном доме»!
Смех прокатился по цветочному павильону.
Другая госпожа подхватила, подмигнув:
— И редкость-то какая — даже когда четвёртая дочь уже замужем, родня по материнской линии продолжает посылать ей подарки — добавляет в приданое!
Улыбки, смешки, брови, поднятые чуть выше обычного. Всё звучало легко, как шутка — и в то же время было прицельно точным.
Доу Мин онемела.
Добавили в приданое?
Ей, Доу Чжао?
А почему она, Доу Мин, об этом ничего не знает?
В глазах Доу Мин мелькнуло недоумение. Она непроизвольно обернулась — и встретилась с взглядом сестры.
Доу Чжао всё так же сидела в кресле рядом с супругой гуна Цзиня, с лёгкой улыбкой на губах. Словно между делом, полуигриво, полусерьёзно, она произнесла:
— Что уж там. Просто отец пожалел, что дочь выдана в чужой дом и не всякая свекровь будет с ней ласкова. Вот и захотел, чтобы родня мужа смотрела на меня чуть повнимательнее, да с уважением.
Она не оправдывалась. Она — признала.
По залу прокатился гул удивления.
Многие ведь до сих пор помнили ту самую повозку с серебряными слитками. И те, кто видел своими глазами, и те, кто только слышал, — всем было что вспомнить.
Принцесса Ниндэ мягко улыбнулась, отмахиваясь веером:
— Ах, вы меня удивляете! Не стоит строить догадки! Вспомните, как тогда один воз с серебряными купюрами чуть не стал причиной её гибели — ведь всегда найдутся те, кто готов рискнуть жизнью ради чужого богатства! А если узнать, сколько сейчас у нашей Шоу Гу дел и имений… Да разбойники от зависти удавятся!
Дамы запротестовали вразнобой:
— Ну что вы, мы вовсе не любопытствуем, боже упаси!
— Никто и не собирается лезть в чужую казну!
И при этом каждая торопилась задать вопрос вперёд других, заглядывая Доу Чжао в лицо с лукавыми улыбками:
— Госпожа Доу, скажите, в этот раз батюшка вам тоже серебром дарит или чем иным?
— Мы и не слышали, что родня ещё приданное посылает — так что, это потому, что в прошлый раз воры покусились, и вы теперь тайком?
— А отчего не внесли в список приданого, как положено? Отчего теперь вдруг прибавили?
— Да наверняка добра столько, что побоялись воров распугать, — со смехом подхватила кто-то, и дамы вновь разразились весёлой болтовнёй.
Все как одна вдруг оживились, будто наконец отыскали жемчужину среди обычных разговоров.
Кто-то с лукавым прищуром бросил в сторону Доу Мин:
— А тут у нас ещё одна — та, что молча богатеет! Разве не так, супруга хоу?
— Вот именно! — подхватила другая. — Уж не знаем, сколько приданного получила госпожа из дома гхоу Цзинина — небось не меньше!
Доу Мин прекрасно понимала, в чём дело.
Очевидно, что род Доу вернул Доу Чжао половину имений Западного Доу, что по праву принадлежали ей. Она об этом знала. Давно.
Но вот сейчас, услышав, как об этом говорят чужие — словно это шутка, украшение за чаем — ей стало тяжело дышать. Будто грудь стянуло железной петлёй. Лишь спустя несколько мгновений ей удалось заставить себя выдохнуть и изобразить улыбку:
— Отец у нас всегда больше жаловал сестру, — с нарочитой лёгкостью отозвалась она. — Что у неё есть, того у меня может и не быть. Не дразните меня, спросите лучше у неё самой.
Смех прокатился по залу, но в душе Доу Мин звенела пустота.
Ей снова вспоминалась та повозка с серебряными купюрами.
Когда Вэй Тинчжэнь узнала о ней — пришла в ярость и велела Доу Мин пойти к отцу и потребовать равного. Но разве могла она — сдержанная, гордая, тщательно взвешивающая каждый шаг — пойти на это?
Не хватало дерзости. Не хватало наглости. Но обида всё равно затаилась в сердце — не давала есть, не давала спать. Несколько дней ходила словно в тумане, не осмеливаясь даже пожаловаться Вэй Тиньюю. Она боялась. Боялась, что, услышав правду, он пожалеет, что женился на ней.
И вот теперь… всё раскрылось так, словно кто-то сорвал шёлковое покрывало — да не дома, а при всём честном народе.
Все услышали. Все узнали.
Что подумают Вэй Тинчжэнь, Вэй Тиньюй, остальные? Неужели скажут — она недостойна?
Лёд разлился по её груди, по рукам, по спине. Казалось, весь цветочный павильон стал холодным, как погреб. Она вздрогнула — едва заметно, но внутренне — до самых костей.
