Служанка госпожи Тянь испугалась не на шутку.
— Живо! — закричала она, обернувшись к служанкам. — Бегите к госпоже! Скорее!
А сама кинулась к Доу Мин, опустилась на колени и принялась сильно массировать точку Жэнь-чжун под её носом.
— Госпожа… Госпожа… проснитесь… — голос дрожал, пальцы скользили по бледному лицу.
Но Доу Мин не реагировала.
Вбежавшая госпожа Тянь побледнела так, будто увидела мёртвую.
— Быстро, — крикнула она, — на мою кровать! Живо, аккуратно!
Слуги бросились исполнять. Одна из пожилых служанок, уже поднимая тело, вдруг вскрикнула:
— Госпожа, глядите… кровь…
На подоле светлого платья расплывалось тёмно-красное пятно.
Госпожа Тянь побелела от ужаса.
— Зовите кормилицу Чжоу! Срочно! И врача — немедленно!
Кормилица Чжоу прибежала первой.
Опытная, повидавшая многое, она лишь взглянула — и лицо её изменилось. Голос стал глухим, почти сломанный:
— Вдовствующая госпожа… боюсь… боюсь, госпожа… беременна.
В комнате повисла мёртвая тишина.
Госпожа Тянь отшатнулась, как будто её ударили.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше?!
Голос её звенел от гнева, страха и паники.
Кормилица Чжоу упала на колени. Слёзы уже катились по морщинистым щекам.
— Это… всё моя вина… Вдовствующая госпожа… простите!
Госпожа всегда имела нерегулярные сроки, а в этот раз — и аппетит, и сон были хорошие, ничто не выдавало…
Я думала… я не доглядела… я виновата…
Она рыдала, уткнувшись в пол.
Для неё Доу Мин была как родная дочь. И сейчас — в этой жуткой, кровавой сцене — больнее всех было ей.
Госпожа Тянь никогда не славилась твёрдостью характера. Увидев кровь, потерю сознания и слёзы кормилицы, она окончательно потеряла самообладание.
— Быстро! — зашептала она срывающимся голосом, хватая служанку за руку. — Скорей, зови старшую госпожу обратно! Немедленно!
Кормилица Чжоу в отчаянии только опустила голову.
Моя девочка…
Как же ты оказалась в таком доме…
Она сжала зубы, заварила крепкий отвар с красным сахаром и осторожно влила в рот Доу Мин. Пальцы её дрожали, а губы шептали молитвы.
Долго ли, коротко ли, пришёл лекарь.
Проверил пульс. Долго молчал. А потом медленно выпрямился и сдержанным голосом объявил:
— Кровь ушла… Много.
Младенца спасти уже невозможно.
Госпожа Тянь замерла. Она словно окаменела, не в силах вымолвить ни слова.
В этот миг в комнату вбежала Вэй Тинчжэнь — волосы растрёпаны, глаза тревожны. Всё внутри неё металось, но с порога она уже отдавала распоряжения:
— Мама, иди к себе. Кормилице — следовать за врачом, взять лекарства.
Кормилице Чжоу— остаться здесь, неотлучно.
Я — со всем разберусь.
Поддерживая Госпожу Тянь под локоть, она повела её в соседнюю комнату — в маленькую опочивальню с перегородкой.
Госпожа Тянь, всё ещё в шоке, схватила дочь за руку, как утопающий хватается за соломинку:
— Мы же… мы же не знали, что она… Я больше не буду! Не буду её наказывать!
Что теперь говорить её семье?..
Это был первый ребёнок Пэйцзиня…
Раньше, при всей своей жесткости, Вэй Тинчжэнь тоже была встревожена.
Но когда она увидела лицо кормилицы Чжоу — бледное, полное настоящей боли, без показной скорби — она успокоилась. Всё стало на свои места.
— Мама, — голос Вэй Тинчжэнь был предельно спокоен, почти холоден, — ну как же вы можете винить себя?
Она погладила Госпожу Тянь по руке, но в голосе не было ни мягкости, ни утешения — только логика.
— У Доу Мин есть своя кормилица. С ней она не расстаётся ни днём, ни ночью. Беременность — не простуда, она не проходит незаметно. Если была в положении — неужели сама не знала?
— И вы подумайте: вы начали с неё требовать соблюдения правил. А она — ни слова, ни полувздоха. Всё в себе держала. Почему? Что она задумывала?
Взгляд Госпожи Тянь потускнел. Лоб сморщился. Она вдруг начала понимать.
— Не забывайте, — продолжала Вэй Тинчжэнь, — она ведь даже сестру свою отодвинула, чтобы выйти за Пэйцзиня. Разве такая женщина остановится перед чем-то меньшим?
А теперь, когда потеряла ребёнка — будет валить вину на вас. Мол, вы её мучили, вы заставили её потерять — а сама при этом молчала, как тень!
Это — ловушка. Она заранее готовилась. Знала, что вы будете выглядеть злой.
Теперь ещё немного — и пойдут слёзы, жалобы, письма в дом Доу…
Госпожа Тянь кивала, глаза наполнялись страхом и яростью.
— Да, да… — зашептала она. — Она хочет выставить меня… меня! — старой ведьмой.
Так вот зачем она молчала… Подстроила.
Это я, выходит, дитя убила!
— Поэтому, — голос Вэй Тинчжэнь стал твёрже, — вы не должны теперь идти у неё на поводу.
Это был первый ребёнок Пэйцзиня. Первый наследник. И она — сама — пожертвовала им, чтобы играть в обиду. Такая женщина — хуже змеи.
Госпожа Тянь задышала часто. В груди у неё поднялся жар.
— Я… я пойду к Доу! — голос её срывался от гнева. — Пусть объяснят, кого они воспитали!
Свою старшую дочь лишили брака, младшую отдали к нам — и вот чем всё обернулось:
непочтительность к свекрови, разрушенный брак, потерянный наследник!
Она стиснула кулаки.
— Если они не дадут ответ — я им устрою! Пусть все знают, что семья Вэй не позволит втаптывать в грязь свою кровь!
А что если…
А что если закатить настоящий скандал — с криками, слезами, публичным порицанием?
Тогда, чтобы спасти доброе имя, семье Доу придётся что-то заплатить.
Хоть что-то вернуть из той горы серебра, что ушло с Доу Чжао в дом Сун…
Вэй Тинчжэнь, вспоминая ту самую пачку серебряных ассигнаций, что мелькнула в разговоре, чувствовала, как жжёт грудь и глотку — так невыносима была зависть.
— Мама, — твёрдо сказала она, — я поеду с вами.
— Хорошо, — кивнула Госпожа Тянь. — Вместе. Вдвоём нас точно не проигнорируют.
Золовка — змеиная головка 🐍