Пока в павильоне Ичжи царила безбрежная нежность и полное луны очарование, двор Сяньсянь казался охваченным бурей. Казалось, ветер пронёсся здесь с такой силой, что задрожал каждый лист, каждая травинка — не говоря уже о служанках и мальчиках на дежурстве, притаившихся, словно мыши под веником.
Сун Ичунь ходил по кабинету взад-вперёд, заложив руки за спину, с мрачным и тревожным выражением лица.
Свет восьмигранного дворцового фонаря, мягко колышущийся в тишине, то падал ему на лицо, то скользил по складкам одежд, отчего всё его выражение казалось особенно мрачным — словно в нём боролись тень и свет.
— Ещё раньше должен был догадаться, — Сун Ичунь резко остановился, его голос зазвенел злобой. — Этот паршивец, конечно же, не позволит Доу Чжао опозориться — уж ради её приданого в сотни тысяч лянов серебра он ей будет подстилать и шёлк, и золото!
Он бросил тёмный взгляд на мерцающий свет дворцового фонаря. В глазах его таился холод и злоба:
— Сегодня он сам вышел вместо Доу Чжао, взял на себя руководство хозяйством. Оленье мясо — полусырое, креветки — с привкусом тины, в десерте — осколки яичной скорлупы… но стоило этому щенку встать в зале и, улыбаясь, поднимать бокалы, как все замерли, и никто даже не пискнул! Наоборот — нахваливают, мол, спектакль сегодня вышел на славу!
Он резко оборвал сам себя, словно что-то вспомнил, и обернулся:
— Разве за павильоном Ичжи у нас не было присмотра? Как вышло, что Сун Мо пригласил Цзэн Чушэна из Гуансеского театра, а ты об этом ни сном, ни духом? Кто это придумал?!
Прошлый месяц. Восьмой принц открыл собственную резиденцию и позвал Цзэн Чушэна петь на праздничном вечере. Цзэн Чушэн тогда не посмел отказать, даже несмотря на нездоровье — пришёл, но в середине представления потерял голос. После этого все знали, что он болен, и в праздничные дни его больше никто не тревожил.
Кто же мог подумать, что он вдруг появится в резиденции гуна Ин?
Гости были в восторге, ошеломлены. И уж, конечно, в такой момент кому есть дело до того, каково было вино или дожарилось ли мясо?
Сун Ичунь как хозяин, разумеется, тоже присутствовал.
Его лицо налилось свинцовой бледностью от ярости, но он не имел права ни слова сказать. Пришлось подавить в себе пламя, выдавить на губах улыбку, притворно восхищаться постановкой, обсуждать с гостями сцену за сценой, как будто он был в таком же восторге, как и они.
Услышав об этом, Тао Цичжун только с горечью усмехнулся:
— Я и сам не понимаю, как такое случилось. До того момента с их стороны не было и намёка на какие-либо приготовления…
Но Сун Ичунь уже не желал его слушать:
— До момента — не было. А после? Что, проверить было нельзя?
И холодно, с презрительной усмешкой бросил:
— Сегодня он обошёлся Цзэн Чушэном. Посмотрим, чем он выкрутится завтра.
Тао Цичжун помолчал, затем тихо произнёс: — Да, ваше сиятельство, — и, улучив момент, поспешно удалился.
Уже на крытой галерее он наконец глубоко выдохнул — с облегчением и усталостью.
Господин гун, похоже, уже совсем потерял голову от ярости. Всё его внимание приковано к этим мелочам — что толку, если он даже сможет прижать госпожу? Пока наследник пользуется благоволением императора, пока его путь на службе ровен и прям, никто из сановных гостей и головы не повернёт, чтобы осудить госпожу. Даже если бы за ней и водились какие-то просчёты — кому охота наживать врагов ради праздного зрелища?
Тао Цичжун покачал головой и направился дальше.
Проходя мимо чайной, он заметил: в углу перекрытого перехода, где стена поворачивала под прямым углом, Цзэн У с наглой ухмылкой заигрывал с молодой служанкой в малиновом бейцзы, ловя её за рукав, а та, смеясь, пыталась вырваться.
Тао Цичжун только вздохнул с досадой.
Вот уж «новое назначение» — Цзэн У, по сравнению с Лю Чжэном, просто жалкая подделка…
Но тут мысль мелькнула — и он вдруг замер.
Малиновое бейцзы… эта девушка… кажется, это ведь Лоюй — из покоев самого господина гуна?
Он нахмурился, резко повернул назад — и быстрым шагом вернулся к тому месту.
Цзэна У и Лоюй нигде не было видно.
В чайной сидела всего одна маленькая служанка — тихонько стерегла огонь в очаге.
Тао Цичжун обошёл двор по кругу. Цзэна У он так и не нашёл, зато увидел Лоюй: она несла в руках пустую чашку — тёмно-алым блеском отливала редкая чжихунская керамика — и как раз выходила из покоев Сун Ичуня.
Заметив Тао Цичжуна, Лоюй вздрогнула, её лицо вспыхнуло тревогой. Голос у неё дрогнул, напряжённый, как натянутая струна:
— Господин Тао… господин гун ещё не ушел отдыхать, я доложу о вас…
— Не нужно, — невозмутимо прервал её Тао Цичжун. — Я только что от него. Делай, что должна, — и повернулся, не оборачиваясь, пошёл прочь.
Лоюй едва заметно выдохнула с облегчением.
Убедившись, что Тао Цичжун скрылся во мраке, она тут же свернула с дорожки и бегом бросилась за чайную, туда, где начиналась роща душистых османтусов.
Цзэн У уже поджидал её там, вытянув шею в тревожном ожидании.
Заметив Лоюй, он торопливо шагнул ей навстречу:
— Ну как?
Лоюй, тяжело дыша, прижала ладонь к груди:
— Чуть не попалась господину Тао… Запоминай быстро — я помню только часть. Всего двадцать восемь человек, все из резиденции третьей принцессы. Кроме неё самой — ещё двенадцать знатных дам…
Лоюй почти полностью пересказала, кого Сун Ичунь собирался пригласить завтра — пусть не всех, но большую часть она вспомнила.
Цзэн У, хоть и знал грамоту лишь на уровне каракуль, в кромешной тьме и без бумаги с кистью всё равно бы не смог записать. Но с памятью у него было неплохо — почти всех, кого назвала Лоюй, он успел запомнить.
Он сунул ей в руки позолоченную шпильку, две жемчужные заколки и несколько лянов мелкого серебра — и в мгновение ока исчез, как только Лоюй успела опомниться.
Она и не хотела этих подарков — особенно шпильки и заколки. Если кто-то увидит, подумают, что между ней и Цзэн У чего-то есть. А объяснить потом будет невозможно.
Но тот уже был далеко — и что-либо возразить было поздно.
Недовольно фыркнув, Лоюй вышла из османтусовой рощи.
И как только подошла к чайной, тут же наткнулась на Тао Цичжуна, который как раз заглядывал внутрь.
Она замерла, ошеломлённая.
Тао Цичжун же лишь улыбнулся, как бы мимоходом:
— Мне показалось, я только что видел здесь Цзэна У…
У Лоюй тут же похолодело внутри. Заколки и серебро, спрятанные в рукаве, словно разом стали раскалёнными.
— Я… я не видела Цзэна У, — выдавила она, стараясь говорить, как можно спокойнее.
Тао Цичжун, не меняя выражения лица, шагнул прочь, с лёгкой улыбкой бросив на ходу:
— Наверное, просто показалось…
Но, выйдя за пределы павильона Сяньсянь, он уже не скрывал беспокойства.
Неужели я ошибся?.. Или всё-таки…
Он направился к дому Цзэна Чушэна, расположенному рядом с храмом Тысячи Будд.
Лично открыть дверь вышел сам Цзэн Чушэн. Он встретил его с чрезвычайным уважением:
— Господин гун уже наградил меня щедрыми дарами. Как же я могу позволить, чтобы господин Тао ещё сам утруждал себя визитом? Стоило бы только послать человека — я бы всё уладил.
Он лично подал гостю чашу первосортного Билочуня — изысканного весеннего зелёного чая.
Тао Цичжун внутренне напрягся.
Судя по его тону… выходит, это действительно господин гун приглашал его на представление?!
Как такое возможно? Неужели кто-то осмелился использовать имя Сун Ичуня?
Он решил осторожно проверить:
— Да не беспокойтесь, на самом деле ничего серьёзного. Господин гун просто интересуется — какие у господина Цзэна планы на ближайшее время?
