Завтра — день, когда Цзян Личжу официально покинет родительский дом. Сегодня семья У прислала людей напомнить о предстоящей свадьбе, и четвёртая тётушка из семьи Цзян хлопотала весь день без передышки. В такой день, казалось бы, ей следовало бы остаться дома — немного отдохнуть, поговорить по душам с дочерью… Так почему же она вдруг явилась к Доу Чжао?
Спрятав удивление, Доу Чжао приняла её в зале для приёмов в основном корпусе дома.
У четвёртой тётушки из семьи Цзян на лице застыло неловкое выражение. Чашка с чаем дрожала в её руках — она держала её уже добрую минуту, не притрагиваясь. Наконец, неожиданно проговорила:
— Госпожа, вы, наверное, ещё не встречались с семьёй Мэй?
И не дождавшись ответа Доу Чжао, тут же продолжила, словно выговаривая давно наболевшее:
— Дед моей свекрови когда-то был главнокомандующим в Юньнани. Но потерпел поражение, и их род подвергся конфискации имущества и ссылке. Только потому, что моя свекровь уже была замужем в доме господина гуна, ей удалось избежать приговора. Но страдания, через которые прошли женщины её семьи, она видела собственными глазами…
— Когда старший дядя был осуждён, — продолжила она, — моя свекровь тут же велела приготовить мышьяк. Она сказала нам: «Вместо того чтобы жить в позоре, лучше уйти с чистой совестью — хотя бы доброе имя останется в памяти людей».
— Теперь, когда её больше нет, — глаза у неё немного затуманились, — мы, невестки, только ещё больше ею восхищаемся.
— Если бы не верность дому гуна Дин, если бы не прославленное благородство и мужество рода, разве кто-то стал бы укрывать наш обедневший род Цзян, когда мы оказались на грани? Кто бы позволил нам сохранить хоть какое-то место, где можно спокойно дожить дни?..
С этими словами она достала из широкого рукава небольшой ларец из благородного чёрного сандала и протянула его Доу Чжао:
— Прошу госпожу вернуть это господину второму молодому господину и передать от нас: даже если девица из семьи Цзян и окажется никчёмной, она никогда не согласится быть кому-либо наложницей!
Сказав это, она встала, почтительно склонилась перед Доу Чжао и направилась к выходу.
Её спина оставалась прямой, словно копьё, — не согнулась даже под тяжестью унижений.
Доу Чжао остолбенела. Лишь спустя несколько мгновений до неё дошло, что именно сказала четвёртая тётушка из рода Цзян.
— Четвёртая тётушка… подождите! — окликнула она, схватив в руки ларец из чёрного сандала и поспешно бросившись следом.
— Я… даже не знаю, с чего начать. Но ведь вы сами вырастили господина наслединка, вы лучше всех знаете, что он за человек, как он относился к семье Цзян. И к обеим кузинам — с уважением, всегда с почтением. Поверьте, ни он, ни я не посмели бы унизить род Цзян ни словом, ни поступком.
Она чуть запнулась, сделала шаг ближе и продолжила, сдержанно, но искренне:
— Прошу вас, тётушка, не гневайтесь. Дайте нам немного времени — мы с господином наследником во всём разберёмся. И тогда лично придём просить прощения у вашего дома.
— Я вовсе не пришла вас упрекать, — печально вздохнула четвёртая тётушка из семьи Цзян, слушая слова Доу Чжао. Взгляд её потускнел, голос стал тихим, но твёрдым: — Если бы в сердце у меня действительно затаилась обида, я бы не пришла в такой час.
— Возможно, второй господин и действовал из добрых побуждений… Но у семьи Цзян — своя гордость. Мы живём по своим устоям, у нас есть то, на что мы пойдём, и есть то, чего никогда не позволим. Прошу госпожу передать мои слова второму молодому господину: пусть больше не приходит. Всё равно через несколько дней мы уедем обратно в Хаочжоу — не стоит отвлекать его от учёбы и вызывать недовольство у господина гуна.
Что могла сказать Доу Чжао в ответ?
Только покорно кивнула, с почтением проводила четвёртую тётушку из рода Цзян до самых ворот.
Но как только гостья переступила порог, в глазах Доу Чжао промелькнул блеск, и её брови резко приподнялись. Она обернулась и спросила у привратницы:
— Второй молодой господин вернулся?
Старая служанка с улыбкой вышла вперёд, почтительно поклонилась:
— Вернулся с полчаса назад, госпожа. Сейчас, наверное, только-только сел за ужин.
Доу Чжао холодно усмехнулась и направилась прямо в библиотеку Сун Мо.
Завтра Цзян Личжу должна была покинуть родительский дом, и Сун Мо специально взял выходной, вернулся пораньше и сейчас беседовал с Чэнь Цюйшуем и Сун Шицзэ в своём кабинете.
Увидев, как Доу Чжао входит с ледяным выражением на лице, оба мужчины сразу поняли, что пора уходить — и, не сказав лишнего слова, ретировались.
Доу Чжао коротко пересказала, как к ней пришла четвёртая тётушка из семьи Цзян и что она сказала.
Сун Мо побледнел, и по виску у него тут же вздулась жила — от ярости.
Он распахнул ларец из чёрного сандала — внутри лежала пара серёжек с южными жемчужинами, размером с зёрнышко лотоса.
Лицо Сун Мо потемнело ещё больше. Он сжал ларец в руке и, не говоря ни слова, направился к Сун Ханю.
Доу Чжао подумала немного, потом незаметно подала Жожу знак глазами — и сама вернулась в свои покои.
А в это время Сун Хань лежал на кровати, и его кормила с ложки личная служанка Цайюнь.
Щёки у него разрумянились, в глазах играла улыбка — он явно был в хорошем настроении.
Увидев Сун Мо, он радостно окликнул:
— Брат! Я уже приготовил наряд на завтрашний свадебный пир. Пойдём, посмотри, как тебе — подойдёт ли?..
Он громко крикнул, велел Цисиа принести праздничный наряд.
Сун Мо будто поперхнулся. Помолчав, наконец выдавил:
— Не надо. Я пришёл поговорить. Пусть все слуги выйдут.
— Есть! — весело отозвался Сун Хань и тут же распорядился, чтобы все девицы покинули комнату. Затем с привычной беззаботной улыбкой спросил:
— Брат, ты по какому такому важному делу?
Сун Мо молча швырнул ларец из чёрного сандала на подушку у изголовья.
Улыбка Сун Ханя начала таять, черты лица понемногу потемнели, глаза — налились влагой.
— Это… это старшая кузина Сесю велела тебе вернуть мне? — голос его задрожал. — Брат, ты же знаешь… Я с детства любил Сесю! Раньше, пока ты был впереди, я и рта не смел раскрыть. А теперь у тебя уже есть невестка, почему она всё равно идёт к тебе, когда у неё что-то случается?!
Он резко вскинул голову. Глаза покраснели, и он с вызовом уставился на Сун Мо:
— Я просто хочу, чтобы кузина Сесю осталась рядом со мной! И плевать, кто что скажет! Никому не позволю мне мешать!
— Как ты можешь говорить такие вещи?! — возмутился Сун Мо. — С кем из кузин из семьи дяди я не ладил с детства? А ты… Как ты можешь думать такие вещи? Похоже, чем больше ты учишься, тем больше тупеешь и перестаёшь отличать правду от лжи!
Он буквально кипел.
— Кто тебя научил этим словам? Откуда ты взял эту гнусную дерзость?!
Громко крикнул:
— Цисиа! — и голос его гремел по комнате. — Немедленно зови всех служанок, тётушек, мальчиков из верхнего двора — всех в сад, пусть выйдут! Я сегодня хочу сам увидеть, кто это тебе в голову такую дрянь вбил!
Сун Хань, услышав это, не выдержал — разрыдался навзрыд. Утирая слёзы, он срывающимся голосом заговорил:
— Ты думаешь, я ничего не знаю? Ещё при жизни матери все уже решили выдать кузину Сесю за тебя. Но как только у дяди случилась беда — всё изменилось, и вдруг выбрали кузину Ханьчжу. А она… она ведь повесилась ради старшего брата Иня…
Он всхлипнул, голос задрожал:
— Кузина Сесю такая несчастная. Если бы не ты, она давно бы уже вышла замуж и не докатилась бы до того, что теперь её никто не берёт! А я… я её по-настоящему люблю! Почему ты мешаешь мне?!
