Сун Мо поспешил её успокоить: — Не переживай. Я всё понимаю. Независимо от того, встанет ли пятый дядя на сторону принца Ляо или нет, если принц Ляо действительно замышляет измену, то и я, и пятый дядя обязаны будем порвать с ним, по крайней мере на вид. Ведь пока неизвестно, кто в итоге выйдет победителем. Я не стану из ложной преданности подвергать опасности тебя и ребёнка.
— Знаешь — и хорошо, — только и смогла вымолвить Доу Чжао, не отпуская руку Сун Мо. — С древности участие в борьбе за престол редко заканчивалось хорошо — независимо от того, победил ты или проиграл.
Сун Мо улыбнулся: — Обещаю!
Но тревога в сердце Доу Чжао всё равно не унималась — и она поделилась своими сомнениями с Чэнь Цюйшуем.
Тот рассмеялся: — При наследном принце и без того полно приближённых, а наш господин наследник с самого начала держится в стороне. Даже если бы он и захотел примкнуть к наследному принцу, разве тот сразу бы ему поверил? Я, наоборот, поддерживаю его решение — сначала выждать и понаблюдать. А если уж совсем не останется выхода, придётся пожертвовать пешкой, чтобы спасти главного.
Пешкой, разумеется, был Цзян Босюнь…
И на сердце у Доу Чжао стало чуть-чуть спокойнее.
К полудню Жожу пришла с докладом: — Хорошо, что госпожа тогда велела мне заглянуть к ним. Если бы я не отнесла немного мази от ран той маленькой служанке, что помогает ухаживать за котом у второго молодого господина, она бы, боюсь, уже не дожила до этого дня. Узнав, что я от госпожи, она так расплакалась, чуть не захлебнулась в слезах. Говорила, что за такую великую милость госпожи сможет отплатить только в следующей жизни. А ещё рассказала: второй молодой господин каждый раз, когда садится есть, непременно кормит и кота — что бы ни ел, то же кладёт и коту. В итоге тот кот теперь всё время торчит под каном, а Цисиа даже специально велела ей следить, чтобы кот не прыгал на кан, не дай Небо, не опрокинул чашку с чаем и не ошпарил второго молодого господина. Всё из-за того, что она не вняла словам Цисиа, вот и вышла беда…
Но у Доу Чжао на душе было неспокойно, и слушать всё это ей было невмоготу. Она только спросила: — Эту девчонку уже отправили в сельское поместье?
— Да, — кивнула Жожу. — Одну ногу спасти не удалось, но хоть жизнь ей сохранили.
Доу Чжао быстро отложила этот инцидент в сторону. А вечером, когда Сун Мо вернулся домой, она велела Ганьлу подать ему лапшу, сваренную на курином бульоне, который томился на плите с самого утра — на лёгкий ужин.
Сун Мо зачерпнул ложку куриного бульона, попробовал — вкус был особенно наваристым и свежим. Он набрал ещё ложку и протянул Доу Чжао: — Очень вкусно, попробуй и ты.
Сейчас Доу Чжао придерживалась принципа: есть понемногу, но часто — перед приходом Сун Мо она как раз выпила миску супа. Однако, не желая портить ему настроение, она послушно пригубила бульон с ложки.
— Вкусно, правда? — с улыбкой спросил Сун Мо.
Доу Чжао, тоже улыбаясь, кивнула.
Сун Мо снова набрал ложку, подул, чтобы остудить, и снова протянул ей: — Ещё глоточек.
Доу Чжао взглянула на поднимающийся от бульона пар — и в следующую секунду в её голове внезапно всплыл образ: Сун Хань сидит за столом и перекладывает любимые блюда на блюдце, чтобы покормить кота…
В голове у неё словно громыхнуло, лицо побледнело.
Сун Мо испугался не на шутку и тут же вскочил: — Что с тобой, Шоу Гу?! Тебе плохо? Где болит?
На его лице застыло неподдельное беспокойство.
Доу Чжао лишь тяжело выдохнула, словно вынырнула из глубины собственных мыслей. Она пришла в себя — но к пище больше не смогла притронуться.
С побелевшим лицом Доу Чжао тихо спросила: — Кажется, ты как-то говорил, что перед смертью свекровь долго болела, а ты в то время уехал в Ляодун. За ней ухаживал Сун Хань?
Она впервые открыто назвала имя младшего брата.
Сун Мо почувствовал, как внутри всё сжалось. Лицо его тут же стало серьёзным, он кивнул: — Да.
— Я ещё помню, ты как-то говорил, что при жизни свекровь любила держать кошек. Но когда ты вернулся — кошки будто испарились, ни одной не осталось? — напомнила она.
Сун Мо снова кивнул.
Доу Чжао сказала очень тихо: — Сун Хань держит кота. И когда он ест, то сначала кормит кота своей любимой едой, а только потом ест сам…
Глаза Сун Мо прищурились, холодная острота в его взгляде стала почти невыносимой. Лицо налилось жёсткостью. — Что ты хочешь этим сказать? — его голос стал натянутым, как струна.
Доу Чжао положила руку на его ладонь. Его пальцы дрожали.
— Он ведь сейчас завёл ещё двух котов, не так ли? — сказала она. — Интересно, сохранил ли он эту привычку? Если кошки исчезнут… Он не заведёт ли тогда собаку? Чтобы снова… кормить её своей любимой едой перед тем, как поесть самому?
Сун Мо закрыл глаза. Долго не шевелился.
А когда наконец открыл их — в глубине зрачков уже не осталось ни тени волнения: только холодная, неподвижная тишина, как вода в старом колодце.
Он резко бросил: — Позови Лу Мина. Немедленно.
Ву И в страхе склонился и быстро вышел.
Но Сун Мо уже больше не мог есть.
Ганьлу заметила, что половина куриного бульона осталась нетронутой. Она хотела было спросить, не подать ли чего-нибудь другого, но, подняв взгляд, увидела, как Доу Чжао молча подаёт ей знак глазами.
Она тут же отступила бесшумно, на цыпочках.
Только когда Лу Мин ушёл, Сун Мо вернулся в комнату отдохнуть.
Но уснуть так и не смог — метался с боку на бок.
Доу Чжао обняла его за руку.
Он немного успокоился, и в темноте тихо прошептал: — Разбудил тебя? Может, я на кан лягу, чтобы не мешать?
— Нет, — прошептала Доу Чжао и крепче прижалась к его руке. — Я тоже не могу уснуть.
Они лежали молча.
Внутренняя комната погрузилась в полную тишину.
Вдруг Сун Мо негромко фыркнул и с лёгкой усмешкой коснулся ладонью её округлившегося живота: — Как ты думаешь, наш малыш, ещё не родившись, уже столько всего повидал… Не станет ли он из-за этого слишком серьёзным и задумчивым?
— Вполне может, — с улыбкой отозвалась Доу Чжао. — Хорошо хоть, что это первый ребёнок. Будь то старшая дочь или старший сын — такая вдумчивость им только к лицу.
Сун Мо вздохнул и, повернувшись, обнял Доу Чжао.
Было жарко.
Но, вспомнив о том, как тяжело на сердце у Сун Мо, Доу Чжао сдержалась.
Более того, в последние дни она привыкла рано ложиться и рано вставать, поэтому вскоре, несмотря на всё, начала клевать носом и, не заметив, как, провалилась в сон.
В полудрёме ей почудилось, будто Сун Мо тихо прошептал: — То, что ты вышла за меня, — это так хорошо…
Сердце её вдруг наполнилось счастьем. Ей захотелось переспросить: «Правда?» — но веки налились тяжестью, словно свинцом, и она никак не могла их поднять.
Она что-то бессвязно пробормотала — и уснула.
