Цзян Личжу рассмеялась:
— Вы просто не ожидали, что найдётся столько ловкачей, желающих сыграть на удаче, верно?
Ловкачей?..
Если вдуматься, то да — в самую точку!
Доу Чжао невольно рассмеялась:
— Всё-таки у тебя ум ясный и проницательный — одним словом раскрыла суть!
Цзян Личжу мягко улыбнулась и вдруг спросила:
— А почему не видно двоюродного брата? Он в последнее время очень занят?
Доу Чжао удивилась:
— Ты что-то хотела обсудить с братом? Он сегодня дежурит во дворце на ночной службе, только завтра к часу петуха сможет выйти. Хочешь — приходи завтра после этого времени?
Цзян Личжу помедлила, колебалась с ответом:
— Да, мне и правда нужно поговорить с братом… Не хотела ничего скрывать от тебя, невестка, просто не знала, с чего начать — как объяснить…
Доу Чжао не была из тех, кто делает из мухи слона, а с Цзян Личжу, хоть и знала её всего несколько месяцев, успела распознать в ней прямолинейную, искреннюю натуру. Раз уж та и вправду не знала, как начать разговор, Доу Чжао и не стала настаивать.
— Не приписывай мне той мнительности, которой у меня нет, — усмехнулась она. — Вот что: приходи лучше завтра пораньше, проведи день у нас, а как поговоришь с братом и поужинаешь — уже тогда возвращайся.
Цзян Личжу немного подумала и с улыбкой согласилась.
На следующий день Доу Чжао заранее приготовила угощение и устроила тёплый приём.
Цзян Янь с радостью сопровождала Цзян Личжу по саду — любовались цветами, разглядывали пейзажи.
Когда они проходили через задний сад, в беседке столкнулись с Мяо Аньсу.
Служанка Жотун, что следовала за девушками, поспешила представить:
— Это наша вторая госпожа. — Затем, обратившись к Мяо Аньсу, указала на спутниц: — А это госпожа Цзян, наша уважаемая двоюродная племянница, и тринадцатая госпожа из семьи Цзян — молодая госпожа из рода У.
Обе стороны церемонно присели в реверансе.
Лишь после этого до Мяо Аньсу дошло, кто такая Цзян Янь.
Она невольно задержала на ней взгляд, несколько раз окинула её глазами.
Цзян Янь ощутила себя неловко и даже немного спряталась за плечо Цзян Личжу.
Во взгляде Мяо Аньсу что-то промелькнуло. Она обменялась с ними парой учтивых фраз и поспешила удалиться в свои новые покои.
Цзян Янь с облегчением выдохнула.
Цзян Личжу покачала головой:
— Ты — законная дочь главной линии рода, госпожа из дома гуна Ин. А она — всего лишь супруга сына наложницы. Чего тебе её бояться?
Цзян Янь тихо пробормотала:
— Я…. просто ещё не привыкла…
А потом с мольбой посмотрела на неё:
— Добрая сестрица, только не говори об этом моей невестке! Если невестка и брат узнают, они опять начнут волноваться и переживать за меня.
Цзян Личжу ласково похлопала её по руке:
— Не бойся, я не из тех, кто любит раздувать сплетни.
Цзян Янь слегка улыбнулась. Её лицо, нежное и светлое, напоминало цветущую грушу — такое же кроткое и хрупкое.
Цзян Личжу невольно вздохнула.
Когда они вернулись в павильон Ичжи, хозяйственная тётушка как раз принесла к госпоже Доу кувшин свежесваренного хризантемового вина, только что настоявшегося в последние дни.
Доу Чжао лишь поднесла чашу к лицу, вдохнула аромат, но пить не стала. Вместо этого велела служанке налить по маленькой чашечке для гостей:
— Попробуйте, и вы тоже!
Вино было приготовлено на превосходном густом рисовом настое — на вкус мягкое, с тонкой сладостью и благородным ароматом.
Цзян Личжу пришла в полный восторг.
Тогда Доу Чжао велела упаковать для неё две керамические банки:
— Отнеси своим свёкру и свекрови. Пусть попробуют — это от нас с мужем, крошечный знак внимания.
Цзян Личжу прекрасно понимала: Доу Чжао этим жестом выражала ей особое расположение, делала честь. Она с лучезарной улыбкой поблагодарила вслух, но в сердце крепко запомнила эту доброту — твёрдо решив, что, если когда-нибудь представится возможность, она непременно отплатит Доу Чжао за оказанную поддержку.
Три женщины провели день в покоях — пили, закусывали, болтали, смеялись, иногда забавляли только что проснувшегося Юань-ге`эра. День прошёл в душевной, весёлой атмосфере.
Вернулся Сун Мо.
Цзян Личжу ушла с ним в кабинет поговорить наедине.
А Доу Чжао с Цзян Янь тем временем остались в покоях — примеряли новые наряды и только что выкованные украшения к предстоящему празднику Двойной Девятки.
Когда Сун Мо вернулся в спальню, то с порога увидел, что весь кан — стол, стулья, подушки — был завален одеждой и драгоценностями. А Юань-ге`эр восседал посреди всего этого великолепия, стиснув в ручках ярко-алый платочек, и стоило только попытаться его отнять — как он тут же начинал кривить губки и вот-вот готов был заплакать.
Все вокруг дружно расхохотались.
Сун Мо, усмехнувшись, пробормотал:
— Не иначе, как растёт будущий повеса.
Доу Чжао весело ответила:
— А разве Боянь не схватил на чжуа чжоу[1] коробочку с румянами? И что — вырос, поступил первым на императорских экзаменах, стал учёным в академии Ханьлинь!
— О, вот это да! — Сун Мо заинтересовался. — А как получилось, что во время чжуа чжоу рядом оказалась коробочка с румянами?
Обычно семьи, мечтающие о блестящем будущем для своих детей, в такие моменты вовсе избегают подобных предметов.
Доу Чжао рассмеялась:
— Это мой отец положил. Когда сын моего Одиннадцатого брата — Си Цзинь — проходил обряд чжуа чжоу, папа взял и подложил туда ещё и заколку с жемчужным цветком. Когда мой Шестой дядя заметил, гости из семьи Хань уже успели подойти. Шестая тётушка потом рассказывала, что дядя только и мог, как украдкой молиться, чтобы Си Цзинь не схватил ту цветочную заколку.
Цзян Янь с девочками от смеха буквально покатывались.
Сун Мо, вспомнив о пустынной и мрачной улочке Цинъань, тоже не удержался от улыбки:
— А давай на девятое число девятого месяца пригласим тестя — вместе на гору поднимемся?
Такое даже не приходило Доу Чжао в голову — звать отца на прогулку.
Она задумалась на мгновение, а потом с улыбкой кивнула:
— Хорошо! Я сейчас велю слугам узнать, не обещал ли отец уже кому-то встретиться в этот день?
Сун Мо согласно кивнул и ушёл в кабинет.
После ужина Доу Чжао и Цзян Янь вместе проводили Цзян Личжу, дойдя с ней до ворот с цветущими глициниями. Лишь когда повозка уехала, они вернулись в покои отдыхать.
Позже, лёжа уже в постели, Сун Мо рассказал Доу Чжао, зачем приходила Цзян Личжу:
— История с тем, как Пятый дядя затеял со мной скандал из-за денег, уже разлетелась повсюду — даже до Хаочжоу дошла. Страшая тётушка уже всё слышала и передала с Тринадцатой сестрой, чтобы я не опускался до споров с Пятым дядей. Сказала, что сама напишет ему строгое письмо. Ещё передала: раз уж вещи мне отдали — значит, они теперь мои. Это, по её словам, было и волей старшего дяди. А если Пятый дядя с этим не согласен — пусть сам едет к ней и разбирается.
[1]抓周 (чжуа чжоу) — традиционный китайский обряд, проводимый на первый день рождения ребёнка. Малышу предлагают выбрать один из нескольких предметов, символизирующих разные качества или будущие профессии (например, кисточку — к учёности, деньги — к богатству, косметику — к любви к красоте и т. д.). Считается, что предмет, который ребёнок первым схватит, указывает на его склонности и судьбу.
