Чэнь Цзя чувствовал, как его захлёстывает тяжёлое, вязкое чувство — растерянность.
Судя по всему, с учётом характера Цзян Янь, она наверняка уже всё объяснила Доу Чжао. Но, несмотря на это, всё равно поспешно передала ему весть…
Значит, Доу Чжао её словам не поверила.
Если он сейчас подтвердит, что между ним и Цзян Янь действительно ничего не было, — не вызовет ли это у Доу Чжао обратное подозрение? Не подумает ли она, что Цзян Янь пыталась что-то скрыть, что лгала?
Цзян Янь с малых лет воспитывалась в доме Ли, с Сун Яньтаном её связывало лишь кровное родство, но не тесная привязанность. Для гуна Ин она всё ещё оставалась посторонней: он её не признавал. После того, как произошло то несчастье с семьями Вэй и Хэ, её положение в доме стало ещё шатче — она словно чужая, оставшаяся под кровом лишь благодаря защите Сун Яньтана и Доу Чжао.
Если Доу Чжао вдруг начнёт в ней сомневаться…, то дальнейшая её жизнь в этом доме станет не просто неловкой — а невыносимой. И в один миг она может лишиться даже простого пристанища.
Но и молча сносить этот незаслуженный позор…
Он не мог! Он так долго добивался всего, что имел теперь. И что — от всего отказаться только из-за подозрения в том, чего он не совершал?
Чэнь Цзя ходил по комнате из угла в угол.
Лишь когда над городом раздался третий ночной барабанный бой, он нехотя снял одежду и лёг в постель.
Но сна не было.
Мысли беспокойно метались в голове.
Шао Вэньцзи заточён в тюрьму цзхао[1], Сун Яньтан наверняка захочет знать, что тот успел наговорить… Может, под этим предлогом я смогу пробиться к нему, а заодно — невзначай обмолвиться, что присмотрел себе невесту… Попросить его стать сватом… Вот и выход, и недоразумение исчезнет, само собой.
Но в следующий миг приходила другая мысль:
А если Цзян Янь узнает, что я вот так поспешно, даже не моргнув, решил откреститься от неё, чтобы спасти свою шкуру?.. Подумает, что я всё это время был с ней ласков лишь ради расположения Сун Яньтана? Что стоило только ветру перемениться — и я тут же отвернулся?.. Посчитает, что я — человек мелкий, продажный, живущий только по расчёту… И перестанет уважать меня.
Туда — больно. Сюда — невозможно.
У него был отличный способ вытащить себя из этой щекотливой ситуации — и всё же, когда думал о нём, сердце сжималось от тяжёлого, щемящего беспокойства.
Будто он и впрямь был виноват. Будто собирался предать кого-то, кто… доверился.
Нет…
Когда он действительно делал что-то неблаговидное, достаточно было вспомнить, как в юности его унижали, как люди кривились, глядя на его рваную обувь — и лёгкий укол совести тут же отступал.
Но сейчас — всё было иначе.
Он действительно не знал, как поступить.
Чэнь Цзя натянул одеяло на голову, решив: что уж теперь — всё равно в эту ночь он ничего не изменит. Хоть тресни, но к Сун Яньтану он сегодня не пробьётся.
Так зачем терзаться? Что бы ни было — думать будем завтра.
Тем более… у него и не было настоящей кандидатки, за которую он мог бы просить. Какой бы ловкой ни была его идея — без «невесты» она ничего не стоила.
Он заставил себя закрыть глаза.
На следующее утро, едва он успел подняться, как к нему в дом прибежал приближённый из штаба стражи Цзинъи и, понизив голос, доложил:
— Господин Ши тайно отправился в тюрьму цзхао.
Господин Ши — это не кто иной, как сам Ши Чуань, командующий всей стражей Цзинъи.
Тюрьма цзхао находилась под прямым контролем стражи Цзинъи. Тот факт, что сам Ши Чуань явился туда без лишнего шума, сильно встревожил Чэнь Цзя.
Он быстро облачился в свою парадную одежду с узором летящего рыбного доспеха и поспешно отправился в тюрьму.
Но когда он прибыл — Ши Чуань уже ушёл.
Чэнь Цзя немедленно отозвал своего человека и шёпотом спросил:
— К кому он заходил?
Тот ответил столь же тихо:
— К Шао Вэньцзи.
Шао Вэньцзи?
Чэнь Цзя нахмурился. Насколько ему было известно, между Ши Чуанем и Шао Вэньцзи никогда не было особой близости.
В груди у Чэнь Цзя сжалось тревожное предчувствие. Он тихо отдал распоряжение своему приближённому:
— Быстро. Обшарьте Шао Вэньцзи от головы до пят. Каждый шов, каждый зуб — не упустите ничего.
За последние годы император становился всё более непредсказуем: сегодня отправит в тюрьму цзхао, а завтра может и отпустить как ни в чём не бывало. Тем более, в цзхао сажали только высших чинов — не ниже ранга министра одного из шести ведомств. И бывало, выходил такой человек — и первым делом начинал мстить, мелко и подло, но неотвратимо.
Поэтому тех, кто ждал казни, ссылки или лишения чинов, в страже Цзинъи старались не злить — уж тем более не унижать личным обыском. Это считалось крайностью, почти дерзостью.
Но приближённый Чэня давно знал, что его господин — человек тонкого расчёта, и, если приказал, значит, веская причина на, то есть. Ни слова не сказав, он сам повёл надёжных людей в камеру Шао Вэньцзи.
Обшарили всё.
И — нашли.
Под пахом Шао Вэньцзи, аккуратно спрятанный, оказался маленький, но чрезвычайно острый клинок.
Приближённый побледнел, лицо у него вытянулось. Он бережно принёс нож Чэню, положив на раскрытые ладони.
Чэнь Цзя взглянул на лезвие, не проронив ни слова. Без всякого выражения на лице провёл по стали подушечкой пальца.
Но внутри всё клокотало. Будто кипяток залили в грудь.
Зачем господин Ши сделал это? Зачем приходил?
Кто стоит за этим? Кто дал приказ?
Мутная догадка, смутный страх начали пробиваться сквозь мысли. И в какой-то момент Чэнь Цзя почувствовал, будто его самая надёжная опора — Сун Яньтан — стоит теперь на самом краю пропасти. И вместе с ним туда катится всё, что казалось прочным, несокрушимым.
Крупные капли пота выступили у него на лбу.
Он резко велел приближённому:
— Ни слова. Никому. Следите за Шао Вэньцзи, тихо, без шума. Ни один посторонний не должен ничего заподозрить. Я скоро вернусь.
Слуга подумал: наверное, господин Чэнь пошёл за советом.
Почтительно кивнул и проводил его взглядом.
Чэнь Цзя направился к другу, с которым был близок уже много лет. Но одновременно он отправил Сяо Ху с отдельным поручением — навестить Ду Вэя.
Прошло меньше двух часов. От Ду Вэя пришёл ответ: передай Шао Вэньцзи одну палочку от еды.
Чэнь Цзя всё понял без слов. Он сам вернулся в тюрьму цзхао.
Во время обеда Шао Вэньцзи взял эту самую палочку — и, сломав, вогнал обломок себе в горло.
Когда Чэнь Цзя услышал крики и бросился на место, тот уже истекал кровью. Но прежде чем жизнь ушла из него, Шао Вэньцзи взглянул на него — и слабо, странно улыбнулся.
Улыбка эта, искривлённая, почти безумная, в багровом озере крови выглядела пугающе жутко.
Чэнь Цзя молча наклонился, закрыл мёртвые глаза руками — и вышел из камеры.
Что же знал Сун Яньтан?..
Почему?.. Почему он моложе меня на несколько лет, а действует так, будто прожил две жизни? Будто всё под небом у него под контролем — спокойный, уверенный, всё заранее просчитано, всё под рукой.
Когда я… когда я смогу стать таким, как Сун Яньтан? Стать тем, кто видит дальше, стоит выше, и командует так, словно вокруг — поле боя, где каждая фигура — по его воле.
Мысли вновь вернулись к Цзян Янь.
Что делать с ней?
Он только что избавился от огромной угрозы, по сути — спас Сун Яньтана. Если сейчас он попросит аудиенции, наследник гуна Ин выслушает.
Это — шанс!
Но если он пойдёт… что будет с Янь?
Мужчине простят. Мужчине — позволено быть «с увлечением», позволено ошибаться, грешить, а потом «взяться за ум» и стать героем.
А женщина?.. Один намёк на близость — и всё: «порочна», «распущенна», «бесстыдна»…
Идти?.. Или не идти?..
Из-за смерти Шао Вэньцзи в тюрьме Чэнь Цзя провёл весь день в страже Цзинъи — допоздна разбирался с делами, составлял донесения, давал распоряжения.
Когда он вернулся в переулок Юйцяо, за окнами уже давно сгущалась ночь.
Подходя к дому, он услышал снаружи шум и весёлые голоса.
Приподняв занавесь, он выглянул.
Оказалось, что у соседей, семьи Цзи, младший господин Цзи Юн как раз провожал гостей.
[1] Цзхао (诏狱) — это императорская тюрьма, особый вид заключения в императорском Китае.
