Выражение лица Сун Ичуня слегка смягчилось, но уже в следующий миг он вновь стал суров. Голос его прозвучал строго и глухо:
— Сун Хань, ты осознаёшь свою вину?
Сун Хань, с глазами, налитыми кровью, изо всех сил пытался вырваться. Из его рта вырывались лишь приглушённые «ммм» и «ууу», а взгляд, направленный на отца, был полон ярости и непримиримой обиды.
Где-то в глубине души Сун Ичунь вздрогнул. На краткий миг перед его глазами всплыло лицо покойной госпожи Цзян в предсмертный час.
Словно пытаясь прогнать наваждение, он сдержанно кашлянул и только после этого громко распорядился:
— Впустите госпожу Мяо и ту служанку.
Цзэн У торопливо шагнул вперёд и откинул занавеску в боковой комнате. В зал вошли Мяо Аньсу и Цисиа.
Сун Хань уставился на Цисиа с неподдельным ужасом в глазах.
Но та, словно и не заметив его взгляда, спокойно шла следом за Мяо Аньсу. Дойдя до центра зала, обе остановились, опустились в учтивом реверансе и поклонились всем присутствующим господам.
Сун Ичунь произнёс:
— Госпожа Мяо, скажи: когда принц Ляо приезжал в ваш дом в гости — что тогда произошло?
Сун Маочунь и остальные словно очнулись от дремоты.
Вот оно что! Всё становится на свои места!
Причиной, по которой было решено собрать родовой совет, была вовсе не связь Сун Ханя с наложницей отца. Настоящая причина — его сговор с принцем Ляо.
Если план принца Ляо потерпит крах, и Сун Хань останется под крышей дома Сун, то, когда обо всём узнает император… Поместье гоподина гуна ждёт беда!
Не только вся семья лишится прежнего покровительства, но вполне возможно, что их постигнет участь рода гуна Дина — с конфискацией имущества и ссылкой всех членов семьи.
Сун Ханя необходимо было немедленно изгнать.
Пока госпожа Мяо спокойно, без суеты излагала события, Сун Маочунь и другие переглянулись — в их взгляде читалось понимание: решение было принято.
Сун Цин же сидел, охваченный стыдом и раскаянием.
Он ведь старший из братьев, и всё же позволил себе усомниться в справедливости второго дяди…
Похоже, он и впрямь уступает младшему брату, Сун Циню.
Он невольно посмотрел в его сторону.
Сун Цинь сидел, не сводя взгляда с Мяо Аньсу, внимательно слушая каждое слово:
— …на самом деле Цисиа предупреждала меня. Просто я оказалась слишком глупа и ничего не поняла. Вот и позволила второму господину зайти так далеко… что в итоге привело к такой катастрофе! Если искать виноватую — это только я. Прошу господина наказать меня по справедливости!
С этими словами она преклонила колени.
Сун Ичунь остался доволен её признанием, слегка кивнул… и перевёл взгляд на Цисиа.
Цисиа с глухим звуком опустилась на колени рядом с Мяо Аньсу и тихо заговорила:
— После того как меня определили в покои второго господина, я с тех пор постоянно находилась при нём и служила рядом. Второй господин всегда был особенно ласков с девушками из покоев господина гуна, но поначалу я и не думала ничего дурного.
Позже, когда стало известно, что он собирается жениться, сестрица Ду Чжо вдруг без причины стала не в духе. А сам второй господин стал всё чаще наведываться к ней, даже без особого повода. Мне тогда показалось это странным, но в те дни в усадьбе все были заняты приготовлениями к свадьбе, и я не придала тому особого значения…
Сун Ичунь, слушая, ощутил, как у него заныло в зубах от раздражения.
Что значит — «второй господин был особенно ласков с девушками из покоев Господина гуна»? Что, все его служанки флиртовали с Сун Ханем?
Как эта служанка говорит такие слова?! Чему вообще Доу Чжао её учила? Разве можно позволять ей нести такой вздор перед всеми?!
Сун Ичунь почувствовал, будто у него в горле застряло перо и начало щекотать — он сдержанно кашлянул и поспешно перебил:
— Довольно. Всем уже ясно, что к чему. Не стоит больше вдаваться в подробности.
Вот уж точно — потянул репку, а с ней и вся грязь наружу полезла!
Кто знает, может, Цисиа просто не умеет говорить — так неловко у неё выходит…
А кто не в курсе — ещё подумает, что Сун Ичунь давно сидит под «зелёной шапкой»[1]!
Сун Маочунь едва не расхохотался.
Он поспешно опустил голову и сделал вид, что пьёт чай, с трудом сдерживая улыбку.
А вот братья Лу Чэнь и Лу Ши переглянулись — в их взглядах сквозило откровенное презрение.
Не зря старшая принцесса ставит на Сун Мо, — думали они. — Сун Ичунь даже дело о фальсификации доказательств не способен толком устроить.
Если на такого возложить надежды рода Сун — добром это не кончится.
Они тоже опустили головы, отпивая чай.
А Сун Хань, лежащий в центре зала, скрученный и обезоруженный, сгорал от ярости и унижения.
Как так?!
Как они могли так оболгать меня?
Связь с наложницей отца… — да они с ума сошли!
Рядом с Ду Чжо ведь тоже были служанки. А в павильоне Сяньсянь люди сновали туда-сюда с утра до ночи, она и шагу не делала за пределы своего двора.
Если бы между мной и Ду Чжо действительно что-то было, разве можно было бы утаить это от всех — от служанок, от старших, от малых, от каждой собачонки на дворе?
Они даже не потрудились придумать что-то по-настоящему убедительное!
Сун Хань в отчаянии обвёл взглядом родственников из семьи Сун.
Все члены семьи Сун сидели с каменными лицами, будто в оцепенении от услышанного — словно эта история и впрямь повергла их в ужас.
Он перевёл взгляд на родню из семьи Лу.
Их выражения были ещё строже: серьёзные, осуждающие — будто услышали о самом постыдном позоре под небом.
Сун Ханю вдруг захотелось рассмеяться.
Так вот оно как…
Вот что значит — «кто хочет повесить, всегда верёвку найдёт». Обвинение, подогнанное под удобный приговор.
Он широко раскрыл глаза и уставился прямо на Сун Мо.
А тот сидел совершенно спокойно — безмятежный, как ясное утро. Взгляд его был отстранённым, будто он наблюдал за игрой марионеток.
Добился своего… Раздавил меня, втоптал в грязь — теперь, наверное, ликует?
В памяти Сун Ханя вдруг всплыл один утренний летний день.
Яркое солнце золотило белоснежную ханьскую шёлковую одежду Сун Мо — без единого пятнышка.
Ли Дашэн сажал его себе на плечи, а другой охранник стоял посреди улицы, пытаясь остановить торговца дынями.
И вдруг откуда-то вышла молодая женщина — с приветливой, сияющей улыбкой подошла к мальчику и сказала:
— Ты ведь второй молодой господин из семьи Господина гуна? А я… я твоя родная мать.
С того самого дня мир Сун Ханя будто захлестнула чёрная волна — всё вокруг погрузилось в кромешную тьму.
Он и правда когда-то думал — убить Ли Тяонянь.
Но мать относилась к нему как к зенице ока, стоило ему уйти с глаз, как она начинала искать его по всему дому. Он просто не находил шанса привести свой замысел в исполнение.
Он и вправду хотел жениться на девушке из рода Цзян — тогда он стал бы зятем семьи Цзян. А как говорится, «зять — наполовину сын», и он, наконец, смог бы по праву называть себя сыном своей матери.
Но не успел он вырасти, как над семьёй Цзян обрушилось несчастье — их род был разорён и подвергнут опале.
Он даже и вправду пытался всю жизнь быть покорным и послушным младшим братом Сун Мо.
Но мать умерла…
[1] «Зелёная шапка» (戴绿帽子) — идиома, означающая, что мужчину обманула жена или любовница, символ измены.
