Водитель подкатил к устью переулка, поставил машину на тормоз и предложил:
— Молодая госпожа, позвольте, я провожу вас.
— Не стоит, — спокойно отказала она. — Я только снаружи посмотрю.
Он коротко кивнул и остался ждать у автомобиля.
Был полдень. В переулке стояла неживая тишина. Шумные мальчишки куда-то подевались. Небо затянулось свинцом, навстречу подул сырой ветер. Вот-вот разразится дождь. Утреннее ясное небо переменилось в один миг.
Издали под изгородью пышно цвели осенние бегонии, по прутьям тянулась зелёная плеть ипомеи, и среди листвы держались одна-две полувянувшие голубые воронки. Во дворе было прибрано до блеска, и она подумала, что дом наверняка снова сдали жильцам. Здесь Сусу прожила многие годы. Хозяйка дома была добрейшей натурой, и хотя комнаты тесны и ветхи, в её сердце это место оставалось настоящим домом.
Она стояла на открытом ветру и всё же не чувствовала холода. Сусу долго стояла вот так, погружённая в себя, и вдруг дверь скрипнула. На порог, шатаясь, вывалилась крошечная девочка, не больше года. За ней вышла мать, подхватила её на руки и пробурчала с укоризной:
— Стоит на секунду отвернуться — и нету.
Женщина подняла глаза и посмотрела на Сусу с любопытством и без тени настороженности. Это была обычная молодая женщина с круглым приветливым лицом. Платье на ней, хоть и неброское, но улыбка открытая, в чертах тихая ясность и простая благость.
Уголок губ Сусу дрогнул в печальной улыбке. Когда она была девчонкой, ей тоже казалось, что вот такая ровная тишина и составляет всю жизнь: выйти замуж, родить детей, состариться, болеть, радоваться и печалиться, как у всякого человека. Теперь всё это рассыпалось прахом и стало пустым звуком.
Шофёр, не на шутку тревожась, всё-таки последовал за ней и разыскал во дворе. Она вернулась к машине и, усевшись, не отрываясь глядела на улицу по ту сторону стекла. Мир жил своею шумной, густо будничной жизнью, но между ним и ею лежала тончайшая, неколебимая преграда — стекло. Машина уже почти вышла на окраину. Впереди виднелась развилка, и чёрное асфальтовое полотно уходило влево. Это была служебная дорога к резиденции.
— Будьте добры, разверните, — сказала она. — Хочу навестить одну подругу.
У Мулань дома она никого не застала. Госпожа Фан была предупредительной до излишества:
— Ты такая редкая гостья, почти не заглядываешь, какой же неудачный день ты выбрала!
Сусу попрощалась и уже выходила, когда у крыльца остановился автомобиль. Номер был незнакомым. Мулань вышла первой, увидела её и искренне обрадовалась:
— Как ты здесь оказалась? — Она взяла Сусу за руку и, не удержавшись, выпалила: — Ты похудела.
Сусу натянуто улыбнулась:
— Раньше, пока танцевала, только и думала о весе.
Она повернула голову и заметила, как из машины выходит ещё один пассажир. Это был Чжан Миншу. Для неё это ничего не значило, она не успела и почувствовать, а его будто громом ударило. Он застыл, не отрывая от неё глаз. Мулань не придала этому значения:
— Стоять на крыльце — глупость, да и дома у меня бардак, звать внутрь неудобно. Пойдём лучше чаю попьём.
Подруги давно не виделись, и говорить Мулань было о чём. Она велела подать чай юйцянь1, и они разговорились.
— Сам чай тут так себе, — рассмеялась Му Лань, — зато сладости хороши. Глянь на эту «тысячу слоёв», сделана безукоризненно.
— По вкусу чай скорее до Цинмина, миньцянь2, а вовсе не юйцянь, — заметила Сусу.
Мулань прыснула:
— Язычок у тебя стал острее.
В этой легкомысленной шутке было нечто редкое и дорогое, и Сусу, почти не умеющая в последнее время улыбаться, всё-таки слегка улыбнулась. Увидев, что Чжан Миншу, сидевший напротив, лишь молча прихлёбывал. Она обернулась к нему:
— Господин Чжан, вы и теперь часто ходите на балет?
Мулань ответила с улыбкой:
— Он и вправду часто приходит поддержать нас.
Она пересказала ещё несколько забав из труппы, и Сусу, заслушавшись, мечтательно проговорила:
— Да, ужасно хочется увидеть всех.
- ранний весенний сбор, сорванный до сезонных дождей ↩︎
- самый ранний весенний чай, собранный до праздника Цинмин ↩︎
