Сяо Динцюань рассмеялся, забавляясь её бранью; перевёл взгляд на Абао и заметил, что и на её лице, лишь обида и печаль. Неизвестно почему, но это вызвало в его душе лёгкое любопытство.
В этот день настроение у него было неплохим. Он только улыбнулся и сказал старшей Ли:
— Хватит. Уведи её. Если она совершит проступок — можешь наказать её. Но если она ослушается снова, то ответственность за это ляжет на тебя.
Старшая Ли и подумать не могла, что дело, грозившее обернуться кровавым наказанием, разрешится столь легко и почти шутливо.
Увидев, что Абао молчит, она поспешно подтолкнула её и зашептала:
— Живо благодари его высочество!
Но Абао, преклонив колени в стороне, сколько ни уговаривали её, так и не раскрыла уст.
Сяо Динцюань уже поднялся, намереваясь уйти, но, заметив это, остановился и с лёгкой улыбкой сказал:
— Ты, наверное, думаешь: раз я велю тебя наказать, то зачем ещё благодарить? Верно?
Абао и теперь не произнесла ни слова.
Старшая Ли, объятая и страхом, и яростью, поспешно вмешалась:
— Ваше высочество, она, должно быть, просто перепугалась до оцепенения.
Принц усмехнулся:
— Вот как?
И, видя, что Абао по-прежнему хранит молчание, с насмешкой добавил:
— Но ведь, выходит, она не принимает твоего оправдания.
Старшая Ли уже не знала, что отвечать, только бормотала что-то несвязное, и в тот миг лицо принца омрачилось.
— Принесите сюда палки! — гневно велел он. — Надо как следует проучить эту рабу, что не знает ни почтения, ни иерархии!
Молодой евнух, отирая холодный пот, поспешно ответил и вскоре вернулся, приведя двух слуг с деревянными палками в руках.
Сяо Динцюань поднялся, неторопливо подошёл к Абао и веером, что держал в руке, приподнял её подбородок.
Абао не ожидала столь внезапного жеста; лицо её вмиг вспыхнуло, она крепко зажмурила глаза и резко отвела голову в сторону.
Принц всмотрелся в неё какое-то время, уголки его губ слегка дрогнули. Затем он отпустил веер и обратился к старшей Ли:
— Ты говорила, что она выросла вне царского учения. А я вижу в ней не что иное, как гордое упрямство, укоренившееся в костях. Да хоть поставь её перед самим государем в Чуйгунском чертоге[1], хоть перед чиновниками из Юшитай[2] и те, пожалуй, уступили бы ей в этом упорстве.
Если так, то, боюсь, когда ударят её палкой, она сердцем всё равно не смирится.
Он обернулся к Абао, с лёгкой усмешкой спросил:
— Верно?
Но, не дождавшись ответа, вновь сел и, указав на неё, приказал старшей Ли:
— Бей её.
Служки по обе стороны ответили «есть» и уже шагнули вперёд, чтобы схватить старшую Ли. Та в ужасе бросилась молить о пощаде.
Абао, только что побледневшая, вновь вся залилась краской; стиснув зубы, она дважды кивнула и лишь тогда, низко опустив голову, тихо прошептала:
— Рабыня признаёт свою вину… молю его высочество о милости.
Сяо Динцюань никогда прежде не встречал подобного. Видя, что и уши, и шея её пылают румянцем, он вдруг ощутил в сердце странное веселье и спросил:
— В самом деле?
Абао со слезами ответила:
— Да. Рабыня впредь больше не осмелится согрешить.
А дело и впрямь было пустяковое. Слова уже были сказаны, и принцу оно показалось скучным; он не пожелал дальше углубляться. Поднявшись, он махнул рукой:
— Передайте её в руки главного управляющего Чжоу, пусть он распорядится.
Старшая Ли сама отбила поклоны в благодарность и, видя, что Абао всё так же лишь склоняет голову и молчит, в страхе, чтобы наследный принц не разгневался вновь, поспешно дёрнула её за рукав:
— Абао, скорее благодари за милость!
Сяо Динцюань уже сделал несколько шагов прочь, но, услышав эти слова, вдруг остановился и резко обернулся:
— Как твоё имя?
Старшая Ли поспешила ответить вместо неё:
— Ваше высочество, её зовут Абао — драгоценность, словно жемчуг и нефрит.
Принц на миг задумался, затем спросил вновь:
— А фамилия?
— Фамилия Гу, — поспешно откликнулась старшая, — Гу, как в слове «оборачиваться».
Слуги по обе стороны, видя, что наследный принц долго молчит и будто раздумывает о чём-то своём, не знали, что делать, и не смели шелохнуться. Лишь спустя некоторое время услышали его распоряжение:
— Передайте её в руки главного управляющего Чжоу.
Все тотчас ответили «есть» и уже шагнули, чтобы схватить девушку, как вдруг принц снова повернулся и обратился к красавице в дворцовых одеждах рядом с собой:
— Пусть главный управляющий разузнает, на каком смотре её приняли во дворец. А ты возьми её в своё наставление, научи как следует… и впредь пусть она служит в Баобэньском дворце.
Красавица откликнулась тихим «есть» и пошла следом за Сяо Динцюанем. Сделав несколько шагов, она вдруг оглянулась и как раз в этот миг Абао подняла голову.
На женщине был белый шёлковый жакет и длинная расписная юбка; волосы её прикрывал высокий накладной парик, но не блистали жемчугом и золотом. Лишь у висков и на челе зеленели вставленные нефритовые цветы. Весь её облик отличался и от роскоши знатных наложниц, и от простоты придворных женщин.
Заметив взгляд Абао, красавица чуть изогнула губы: в её улыбке таилось и тепло, и кокетство, и словно жалость… и вместе с тем едва ощутимая насмешка.
[1] Чуйгунский чертог (垂拱殿) — «Чертог свисающих рукавов». Один из парадных залов императорского дворца, символ высшей власти государя. Здесь проходили важнейшие церемонии.
[2] Юшитай (御史台) — «Палата цензоров». В древнем Китае — особый надзорный орган, чиновники которого наблюдали за поведением сановников и государственных служащих, имели право обличать их проступки.
