В беседке уже собрались наложницы — лянди[1], чжаосюнь[2], жужэнь[3] и прочие спутницы. Они сидели кругом, вполголоса переговаривались и смеялись. С тех пор как скончалась главная супруга, Сяо Динцюань редко появлялся среди них, и потому все эти женщины проводили дни в скуке, без поводов для ревности и обид. В итоге жили между собой достаточно дружно. И вот теперь, собравшись впятером-вшестером, щебетали, как ласточки и смех их разливался в воздухе задолго до того, как наследный принц приблизился.
Сяо Динцюань, услыхав весёлый щебет, невольно нахмурил брови. Стоило ему войти, как все наложницы вмиг притихли, словно под крылом ветра, и в зале воцарилась осторожная тишина. Сам принц почувствовал в этом какое-то безвкусие и, натянуто улыбнувшись, указал на вишни на столике:
— Из дворца только что прислали. Знаю, ещё в четвёртом месяце вы уже ели такие, так что это не новинка. Но пусть будет угощением от зноя.
Наложницы спохватились, поднялись и поклонились, каждая произнесла слова благодарности.
Принц окинул их взглядом и нахмурился:
— А где же госпожа Гу?
Один из евнухов почтительно ответил:
— Управляющий не велел её звать.
Сяо Динцюань резко оборвал:
— Разве я не приказал привести всех дам? Ступай и передай управляющему: пусть сам отведёт госпожу Гу сюда.
Наложницы, давно обделённые вниманием, и без того питали досаду: история с Коучжу прогремела на весь дворец, а теперь и безродная служанка ни с того ни с сего удостоилась титула. Сердца их были неспокойны, и когда наследный принц велел привести её сюда особо, каждая невольно скривила губы.
Абао вскоре появилась. На ней было платье светлых тонов, румяна и белила едва заметны, видно, собиралась она наскоро. Вызванная Чжоу У, она ещё не понимала сути происходящего и, увидев подготовленное в беседке угощение, не могла скрыть растерянности.
Она подошла, по указанию Сяо Динцюаня поклонилась всем по чину, получила в ответ пару натянутых, полных злобы благопожеланий от жён титула фэнйи, и, смутившись, тихо отступила в сторону. За её спиной тенью встали две служанки, не отходя ни на шаг.
Наложницам было досадно: новая госпожа — низкого ранга, а держится, будто равная. Даже служанок дерзнула привести прямо в беседку! Но так как хозяин находился тут же, показать неприязнь открыто они не смели, только обменивались взглядами и тайком сверлили её ненавистными глазами, заранее запасаясь темой для будущих пересудов.
В их молчаливых взглядах разыгрывалась целая тяжба, и хоть слов не произносили, в беседке кипело тайное напряжение. Сяо Динцюань, заметив это, лишь усмехнулся про себя и, сделав вид, что ничего не понимает, сказал Абао:
— Садись.
Когда все расселись, евнухи поднесли вишни, разложенные в чашечки. Сначала их поднесли наследному принцу, но он отстранил рукой:
— Пусть они едят.
Тогда внесли прохладный напиток, ледяную воду с зелёной фасолью и солодкой, подслащённую сахаром из Шатана[4]. Сяо Динцюань осушил две чаши подряд, почувствовал, как прохлада наполнила чрево, но жар на коже всё равно не спадал.
Окинув взглядом собравшихся, он указал на Абао:
— Подойди, обмахни меня веером.
Абао поднялась, взяла в руки круглый веер и, подойдя ближе, стала медленно обмахивать его лёгкими движениями.
Наложницы, заметив это, смотрели с завистью и горечью. Сяо Динцюань был в простой белой верхней одежде, без короны и без пояса, опирался на ярко-красные перила. Это ещё больше оттеняло его черты, брови, словно нарисованные кистью, и стать, подобную яшме. А рядом с ним стояла Абао… И в душе наложниц возникла мысль о неравенстве: «тростник у воды и дерево из нефрита».
Хоть все они происходили из знатных родов и привыкли держать себя достойно, но в тот миг каждая невольно придала движениям излишнюю силу. И оттого в беседке разом загремели чаши и ложки, звеня и сталкиваясь, словно выражая то, что не смели произнести слова.
Сяо Динцюань некоторое время сидел в задумчивости, но, видя, что вишни уже разделены и съедены, ощутил скуку. Он поднялся и с улыбкой сказал:
— Оставайтесь здесь, наслаждайтесь прохладой. У меня есть дела, потому не смогу составить вам компанию.
Затем обернулся к Абао:
— А ты иди за мной.
Наложницы, наряженные в тяжёлые летние одежды, явились сюда только ради того, чтобы удостоиться его взгляда. Но он, едва появившись, уже уходил и не забыл забрать с собой именно ту, что вызывала в них жгучую зависть. В беседке воцарилось возмущение: ропот и пересуды зашумели, вновь и вновь вспоминая старую молву о «рабыне, что сделалась госпожой», и о коварной деве, смущающей сердце государя.
Абао следовала за наследным принцем. Когда они обогнули рощицу стройных бамбуков и почти вышли из заднего сада, Сяо Динцюань указал на невысокую каменную горку:
— Там ведь ты впервые встретилась со мной, не так ли?
Лицо Абао вспыхнуло румянцем:
— Да.
— И как же ты догадалась, что именно там встретишь меня? — спросил он вновь.
Абао тихо произнесла:
— Когда замышляешь великое, разве стоит бояться разовых неудач? Тем более, Западный дворец — место крошечное…
Абао тихо добавила:
— Ходила я туда-сюда, и рано или поздно всё равно должна была встретить ваше высочество. Только судьба оказалась ко мне благосклонна: впервые выйдя во двор, я сразу удостоилась увидеть лик золотой наследного принца.
Сяо Динцюань не удержался, улыбнулся и сказал с похвалой:
— Хорошо… хорошо! Вот так говорить — мне очень по душе.
Он сделал несколько шагов вперёд и вдруг, будто невзначай, произнёс:
— Мой дядя скоро вернётся.
Абао растерялась от столь неожиданного поворота речи и лишь после паузы ответила:
— Мне не было ведомо.
— Так я и сказал, чтобы ты знала, — продолжил Сяо Динцюань. — Великий воевода возвращается, и потому у ворот Западного дворца внезапно толпы — людская теснота. А я не желаю вливаться в это шумное море. Вот и прикинулся больным перед государем, чтобы укрыться на несколько дней. Понимаешь ли, зачем я это сделал?
Абао склонила голову и мягко произнесла:
— Когда двери сановника, словно рынок, полны посетителей, сердце же его должно быть спокойным, как вода.
Сяо Динцюань хлопнул в ладони и расхохотался так, что едва не потерял равновесие:
— Ты впрямь удивительная!
Абао дождалась, пока его смех стихнет, и тихо вздохнула:
— Зачем ваше высочество вновь говорит это мне?
Сяо Динцюань остановился, легко коснулся её щеки ладонью и с улыбкой произнёс:
— Попугай умеет говорить, но остаётся птицей. А у меня есть золотая клетка и нефритовый чертог, чего же мне бояться? Разве ты вздумаешь повторять чужие слова? Нет, ты — моя снежная госпожа…
Когда он говорил это, лицо его было особенно светло и безмятежно. Но Абао вдруг вспомнила вишни, что днём таяли на языке сладостью, и как холод, словно тонкий ледяной клинок, прошёл в самое сердце.
Вопреки ожиданиям всех наложниц, в ту ночь в опочивальню была призвана не та, о которой они злословили в беседке, обвиняя в коварстве и чародействе, не госпожа Гу. Его высочество велел позвать единственную из всех лянди — госпожу Се.
А госпожа Се была истинной знатной девицей, её происхождение ничуть не уступало покойной главной супруге. Если государь не изберёт наследному принцу новой супруги, то именно ей, по праву и чину, следовало бы подняться по ступеням и занять место первой жены.
[1] В иерархии Восточного дворца лянди стояла почти сразу после главной жены (元妃), и её положение считалось весьма почётным.
[2] Такая дама имела право участвовать в обрядах, но стояла на ступень ниже лянди.
[3] Это был самый скромный ранг во дворце, иногда его давали даже простым служанкам, оказавшимся в милости.
[4] Шатан (沙塘, Shātáng) — название местности в южном Китае, где в средние века выращивали сахарный тростник и изготавливали рафинированный сахар. Особенно славился сахар из округа Гуанчжоу и Гуанси, и «шатанский сахар» стал общим именем для белого сахара высокого качества.
