Накануне Праздника середины осени наследный принц должен был явиться в Восточный дворец, чтобы пройти письменное испытание и слушать наставления учёных мужей. Но в тот день чиновник Сун и ваны Ци и Чжао ждали более полусотни ударов песочных часов, а его высочества всё не было видно. Учёные вынуждены были прекратить чтение и разойтись.
Когда ваны Динтан и Динкай, держась вместе, вышли из дворца, то увидели, как Чэнь Цзинь со свитой евнухов и служанок неспешно переносил светильники, блюда, ширмы и прочее убранство — всё для ночного пира в честь праздника. Завидев ванов, он поспешно остановился и отступил к краю дороги.
Динтан улыбнулся и спросил:
— Уважаемый гунгун Чэнь, всё ли готово к завтрашнему дню?
Чэнь Цзинь опустил руки и с уважительной улыбкой ответил:
— Кланяюсь второму вану. Это последняя доставка, больше ничего не осталось.
Динтан похвально заметил:
— Когда гунгун Чэнь берётся за дело, никто не испытывает тревоги.
Чэнь торопливо поклонился:
— Это долг слуги… да не погубит меня столь высокая похвала вашего высочества.
Пока они беседовали, Динкай рассеянно скользнул взглядом по лаковой коробке с яствами в руках у одной из придворных женщин и, словно невзначай, произнёс:
— Помнится, его величество говорил, что генерал более всего любит дворцовые лепёшки с османтусом. Смотри же, уважаемый гунгун, не забудь приготовить их побольше…
Чэнь Цзинь улыбнулся и сказал:
— Пятый ван воистину славится сыновним почтением и памятью… но только вот сегодня на пир генерал явиться не сможет.
Динкай слегка удивился и спросил:
— Почему же?
Чэнь Цзинь ответил:
— Вчера его величество повелел наследному принцу лично пригласить генерала. Но, явившись туда, наследный принц узнал, что генерал уже пять-шесть дней как болен. Его величество, узнав об этом, немедля велел послать к нему лекарей, а вместе с тем сурово обрушился на наследного принца: сказал, что тот, будучи хранителем престола, даже не ведает, что столь важный оплот державы страдает болезнью; что, будучи племянником, не знает о хвори родного дяди… И спросил, чем же он, наследник страны, тратит свои дни.
Динкай взглянул на брата Динтана: тот лишь слушал, не задавая вопросов, и потому пришлось самому продолжить:
— О… а что за недуг? Не опасен ли он?
Чэнь Цзинь отвечал почтительно:
— Слуга слышал от лекарей, что, должно быть, из-за недавней перемены погоды старая болезнь вновь дала о себе знать.
Динтан кивнул и произнёс спокойно:
— Пятый брат только попусту тратит слова, отнимая у уважаемого гунгуна драгоценное время. Ступай скорее, не задерживайся.
Чэнь Цзинь замялся, потёр лоб и, торопливо улыбаясь, сказал:
— Ах, коли второму вану угодно так говорить… то слуга уже и впрямь достоин смерти.
Когда шаги свиты стихли вдали, Динкай нахмурил брови и вполголоса спросил:
— Какая же старая болезнь у Гу Сылиня?
Динтан шёл неторопливо, заложив руки за спину. В его походке звучала лёгкая насмешка:
— Какая болезнь… Разве это возврат прежней хвори? Это мор, поветрие… и заболел он как раз в подходящее время.
Динкай удивлённо вскинул голову:
— Поветрие? Что за болезнь такая?
Динтан обернулся на миг, в его глазах блеснула насмешка:
— Болезнь? Болезнь переменчивого ветра, переменившегося неба.
— Второй брат… — Динкай замялся. — Значит, ты давно знал о его недуге?
Динтан оглянулся назад, взгляд его стал суров.
— Вам не нужно следовать за нами. Мы с ваном Чжао пойдём одни.
Слуги с почтением остановились, растворяясь в глубине коридора, словно тени. И лишь тогда Динтан вновь заговорил, его голос был мягким, но в нём пряталась тайна:
— «Железо плавится – и выходит феникс…» Пятый брат, слыхал ли ты когда-нибудь эту песню?
Динкай кивнул после короткого раздумья:
— Кажется, в доме её напевали слуги… Но какое в том значение?
Динтан слегка улыбнулся, как человек, что видит дальше, чем остальные:
— Ничего особенного. Только вот для нашего третьего брата хватит одной этой песни, чтобы горькая чаша переполнилась.
Динкай нахмурился в недоумении:
— Второй брат… но всё же, какой в ней смысл?
Динтан качнул головой, и в его голосе зазвенела холодная насмешка:
— Ты ещё слишком молод, чтобы касаться этих тайн. Завтра сам всё увидишь… зрелище будет достойным.
Динкай кивнул послушно, не задавая больше вопросов. И оба, шагая рядом, покинули дворец… под сводами, где вечерний свет стекал с крыш, как потоки золота, и готовился уступить место холодной луне.
В день Праздника середины осени Сяо Динцюань, хотя всей душой желал уклониться от встречи с государем, ясно понимал, укрыться всё равно не удастся. Потому лишь к исходу часа Петуха[1] он нехотя вошёл во дворец.
В зале Яньань-гун его уже поджидали ваны Ци и Чжао; вскоре прибыла и государыня, видно было, что она нарочно украсилась, тщательно облачившись в парадный наряд. Несколько золотых лепестков, блеснувших у неё на лбу и щеках, неприятно резанули глаз наследному принцу. Услышав, как император с императрицей беседуют между собой, он и вовсе опустил голову и сел молча, не произнеся ни слова.
Неожиданно раздался голос его величества:
— Наследный принц не явился вчера на чтение наставлений?
Динцюань вздрогнул, поднялся и ответил:
— Так.
Император нахмурился:
— Почему?
Динцюань замялся:
— Ваш покорный сын… — но, не найдя подходящего оправдания, решил сказать правду: — Я проспал.
Государь резко хмыкнул, на его челе пролегла складка:
— Чем старше становишься, тем меньше в тебе толку. Будь ещё жив Лу Шиюй, посмел бы ты так поступать?
Динцюань не стал спорить, лишь низко опустил голову и покорно ответил:
— Да.
Император более не стал углубляться в разговор. Взглянув на небо за окнами зала, он обратился к государыне:
— Уже стемнело. Пора отправляться.
Императрица с лёгкой улыбкой склонила голову:
— Позвольте мне сопровождать его величество в пути.
Император и императрица сели в плечевые паланкины и выехали первыми. Наследный принц вместе с братьями последовали за ними чинной процессией.
В тот вечер пир был устроен в императорском саду, на просторной высокой террасе среди причудливых скал Тайху. Вокруг громоздились изящные каменные уступы, меж ними пестрели диковинные травы и цветы, будто соперничая друг с другом в красе. Из-за валунов косо выступали могучие стволы алых осматусов, стройные и величавые, источавшие сладостный аромат, что сам собою наполнял воздух и ветер не требовался.
Сквозь просветы между камнями и кронами раскрывались широкие пласты небесной лазури, то было место, созданное самой природой для созерцания луны.
К тому времени на площадке уже собрались десятки близких родичей императорского рода, несколько старших принцесс и их царственные супруги.
Совершив поклон его величеству, все разошлись по местам. И хотя это был двор императорский, но среди братьев и сестёр, дядей и двоюродных родственников не обошлось без шумных перекликов и приветствий. Едва успели рассесться, а уже по всему помосту гул стоял, словно в кипящем котле.
[1] это время с 17:00 до 19:00 по современным часам.
