Перед дворцом смутно вырисовывался силуэт Южной горы — уже не такой ясный, как весной или летом: видно было, что деревья и трава на её склонах почти отцвели и облетели.
И тогда государь ощутил, как дни текут, словно вода: ускользают, не задерживаясь. Бросив взгляд на стоявшие у башни горшки с пёстрыми хризантемами, он прикинул на пальцах и вспомнил, что завтра уже Чунъян[1], праздник девятого дня девятого месяца.
В этом году, полным тревог, он ещё ранее велел не устраивать празднеств, потому во дворце не было ни пышных приготовлений, ни праздничных угощений, лишь несколько ваз с хризантемами для вида.
И вдруг всплыло в памяти одно Чунъян при прежнем девизе правления: он вместе с Гу Сылинем поднимался тогда на высоту, даже вскарабкались на вершину Южной горы. Погода в тот день стояла ясная: с высоты можно было узреть алые стены дворца. Спустились они поздно и едва не опоздали к вечернему пиршеству в покоях. Тогда оба ещё были юными, полными сил красавцами… Теперь же, вспоминая, он ощущал, что-то было в иной жизни.
В сердце шевельнулась лёгкая печаль. И в этот миг он увидел, как Ван Шэнь уже торопливо обошёл снизу и поднимался к нему.
Ван Шэнь поднялся на башню, поклонился государю.
Император спросил:
— Как продвигается дело у трёх ведомств?
Ван Шэнь подумал и осторожно ответил:
— Я слышал, что они разделили допросы: министра Чжана, министра Ду и прочих причастных людей расследуют порознь. Но пока значительных успехов нет.
Император кивнул:
— Хорошо, я понял. А как наследный принц?
— Его высочество в полном порядке. Прошу государя быть спокоен.
Император снова спросил:
— Он не задавал тебе никаких вопросов?
— Нет, ваше величество, — тихо ответил Ван Шэнь. — Его высочество ничего не говорил.
Государь усмехнулся:
— «Не будь ни глух, ни нем — не сумеешь быть добрым старцем». Ладно, я поверю тебе. А принц в эти дни хоть ест нормально?
— Его высочество принимает пищу вовремя, — ответил Ван Шэнь.
Император кивнул:
— Вот и хорошо. Завтра велишь дворцовой кухне приготовить несколько блюд, что он особенно любит, и отнеси ему.
Ван Шэнь на миг застыл, а потом пал ниц:
— Смиренный слуга кланяется за принца, благодаря государю за милость.
Император же продолжал смотреть вдаль, на восток. И только спустя долгое молчание сказал:
— Ступай.
В день Чунъяна с раннего утра улицы наполнились людьми, мужчины и женщины, стар и млад — все в яркой одежде, с веточками жуюя[2] в волосах. В каждом доме готовили пирожки и угощения, собирались в храмы с благовониями и, попутно, любоваться осенними пейзажами.
В сравнении с этим во дворце было необычайно тихо. Государственные учреждения не распустили чиновников на отдых; каждому, вне зависимости от чина, лишь выдали по императорской милости кусок праздничного чунъянского пирога[3] и веточку жуюя — символ праздника.
Сяо Динцюань не стал завтракать и спал до почти полудня. Абао помогла ему одеться, он умылся и, прополаскивая рот, увидел входящих во двор Ван Шэня и У Пандэ. Оба были нарядно облачены; за ними шла целая вереница слуг с коробами в руках, и ещё до того, как они вошли в ворота, по двору уже разлился густой аромат яств.
По приказу Ван Шэня во дворе быстро расставили столы и блюда. Сяо Динцюань смотрел, как чаши и кубки одна за другой находят своё место, и нахмурился:
— Что всё это значит?
Ван Шэнь не ответил сразу, дождался, пока всё будет расставлено, и только тогда, вместе с У Пандэ, пал ниц и произнёс:
— Смиренные слуги кланяются, поздравляя ваше высочество с двойной десятой годовщиной рождения. Да будет ваша судьба долгой, как вечные журавли, и благополучной на тысячи лет!
Сяо Динцюань, услышав их слова, только тогда вспомнил, что сегодня — праздник Чунъян. Он на миг застыл, затем медленно подошёл к столу.
На столе тесно стояли блюда: крабы в пряном вине, рыбные шарики из лотосовых лепестков, прозрачные ломтики корня лотоса и прочие изысканные кушанья дворцовой кухни. В центре — праздничный чунъянский пирог, украшенный гранатом и гинкго, но без привычных фиников и каштанов, которые он никогда не любил. Принц невольно улыбнулся.
Ван Шэнь, заметив выражение его лица, поспешил пояснить с улыбкой:
— Это всё по прямому повелению государя. Он велел подобрать только то, что ваше высочество любит. Сегодня с раннего утра в императорской кухне сразу десяток очагов занялись одним делом: что приготовили, то немедленно и доставили сюда.
Но Динцюань уже побледнел, прервал его и указал на стол:
— Всё это… не вами устроено?
Оба переглянулись. И тогда Ван Шэнь мягко сказал:
— Без повеления его величества как бы я осмелился воспользоваться этими дворцовыми блюдами? Вот эти ломтики лотоса в сахарной глазури из императорского сада, только сегодня утром собраны. Попробуйте, ваше высочество, разве не тот самый вкус? А эта розовая настойка, государь знает, что у вас лёгкая тяга к вину, потому велел подать именно её…
— Ван Шэнь, не говори больше, — тихо оборвал его принц.
Услышав его слова, двое переглянулись. А Сяо Динцюань уже откинул полу одежды и опустился на колени, лицом на север. Трижды поклонился до земли и с почтением произнёс:
— Сын, преклоняясь издали, благодарит государя за милость, равную дождю и росе.
Встав, он обратился к Ван Шэню:
— Всё, чем одарил меня государь, трогает до слёз. Но, раз я не могу поблагодарить лично, прошу тебя, дядюшка, передать моё слово.
Ван Шэнь поспешно ответил:
— Я непременно донесу государю ваше чувство. Ваше высочество, прошу садиться за стол. И вас, госпожа, прошу тоже, я сам поднесу кубок в честь вашего дня рождения.
Сяо Динцюань слегка улыбнулся:
— Дядюшка, в эти дни у меня желудок не принимает пищи, тем более вина. Сейчас я чувствую головокружение, видно, ночью простудился… простите, я оставлю вас.
Сказав так, он повернулся и вошёл в дом.
[1] Чунъян (重阳, «Двойная девятка») — традиционный китайский праздник, отмечаемый девятого числа девятого месяца по лунному календарю. Его ещё называют «Праздник подъёма на высоту» (登高节) или «Праздник хризантем».
[2] Жуюй (茱萸, zhūyú) — это китайский дерен (Cornus officinalis), растение с сильным ароматом и лекарственными свойствами. В древности считалось, что жуюй обладает силой отгонять злых духов и болезни. Его плоды использовали в медицине, а в праздник Чунъян (重阳) было принято носить у пояса или вплетать в волосы веточку жуюя вместе с хризантемой.
[3] Чунъян гао (重阳糕) — особый пирог, который готовили к празднику Двойной девятки (Чунъян). Его делали из клейкого риса (糯米), часто в несколько слоёв, поэтому название «高» (гао, «высокий, высокий пирог») созвучно слову «糕» (пирог). Отсюда возник символический смысл: «подниматься всё выше», то есть стремиться к успеху, долголетию и процветанию. В пирог клали разные добавки: орехи, каштаны, семена лотоса, иногда финики или цукаты, сверху украшали яркими цветами из муки или фруктами (гранат, айва, серебристые гинкго). По обычаю, пирог ели всей семьёй, а детям обязательно давали кусочек — чтобы они «росли высоко» и «поднимались, как пирог». Таким образом, чунъян гао был не просто угощением, но и оберегом и благопожеланием.
