Динцюань не смутился, лишь медленно разжал руки. А-Бао подняла голову, не отводя взгляда. Поддержав его под руку, она помогла ему опуститься на колени, и сама тоже встала на колени рядом. Посланник слегка откашлялся:
— Устное повеление. Государь призывает Ваше Высочество на утренний совет в Зал Чуэйгун (тронный зал).
Динцюаню трудно было коснуться лбом пола. Он наклонился, насколько позволяли силы, и ответил:
— Смиренно повинуюсь.
Посланник, улыбаясь, подошёл помочь, и вместе с А-Бао поднял его:
— Прошу, Ваше Высочество.
Динцюань нахмурился:
— В чём мне явиться?
Посланник растерялся, помедлил и ответил:
— Особого приказа не было. Полагаю, можно идти так.
Динцюань слегка улыбнулся, вернулся к ложу, аккуратно расправил подол на коленях и спросил:
— Государь велел наказать меня ?
— Ваше Высочество шутит, — угодливо сказал посланник.
— Я не шучу, — сурово произнёс Динцюань. — Скажите прямо: есть или нет?
Наткнувшись на жёсткость, посланник почтительно ответил:
— Отвечаю Вашему Высочеству: такого повеления нет.
— Раз нет, — молвил Динцюань, — как же осмелюсь я в простой холщовой одежде явиться в государственный Минтан1 ? Прошу передать государю: «Раб не дерзнёт оскорбить государственный чин и придворный обряд неряшливым видом и растрёпанной головой, дабы не навлечь новой вины».
От этих слов растерялся не только посланник, но и Ван Шэнь. Он поспешно стал уговаривать:
— Парадные одежды Вашего Высочества ближе всего в Яньцзо. Съездить туда и обратно — не меньше получаса. Государь ждёт на совете, весь двор также ожиданием встречает Вас. Прошу, не цепляйтесь за обычай. Скорее отправляйтесь.
Динцюань с лёгкой улыбкой сказал:
— Постоянный служитель Ван, я вовсе не ради тщеславия думаю о наряде, а ради соблюдения достоинства. Если я виновен — государь сам издаст указ о наказании. Но пока его повеление не прозвучало, я всё ещё наследный принц. Явиться же в Чуэйгун босиком и с непокрытой головой — значит унизить не только себя, но и всю династию. Придётся вельможам стыдиться за своего наследника, а что уж говорить о самом государе? Прошу, господин посланник, передайте: принц переодевается и, не теряя времени, немедленно последует повелению.
Ван Шэнь поднял голову, хотел возразить, но, увидев выражение лица наследника — не капризное, не насмешливое, а спокойное и решительное, — вдруг всё понял. Он замялся, тяжело выдохнул и, топнув ногой, сказал:
— Прошу Ваше Высочество немного подождать. Я немедленно велю принести одежды.
Динцюань тихо улыбнулся и не ответил. Он отвёл взгляд к окну. Между Цзунчжэнсы и Чуэйгун было далеко, и утреннее совещание уже тянулось больше часа, однако в тишине он услышал медленный гул утренних колоколов. Никогда прежде их глухой звон не казался ему столь прекрасным.
В Чуэйгуне придворные стояли молча, словно окаменев, под взглядом безмолвного государя. Их ноги давно затекли, когда наконец раздался гулкий возглас:
— Наследный принц входит во дворец!
Все взгляды без колебания устремились к дверям. Впервые за долгий месяц они видели его вновь.
Динцюань вошёл медленно и прямо. На нём был высокий венец дальних странствий2, ярко-алое одеяние чжумин3, в руках он держал символ власти — жезл из яшмы хуань-гуй (桓圭, huán guī), а пояс украшала резная нефритовая пряжка. Его утончённое и светлое лицо было ещё немного бледным, но не дрожало ни одной чертой. Шаг его был твёрдым и величавым, словно он только что вышел из Яньцзо, где слушал наставления учителя или участвовал в пиршестве.
Никто не увидел того, чего ожидал: ни слабости, ни следа страха. Принц, пересёкши зал, остановился у подножия трона и преклонил колени.
В тот миг, когда его лоб коснулся холодного мрамора, внутренние раны вновь разошлись от резкого движения. Никто не видел под слоями роскошной парчи кровоточащих шрамов, никто не знал, что руки его мелко дрожали, а под одеждой медленно просачивалась свежая кровь. Никто не ведал, что когда-то он, дитя страха, рыдал в темноте до хрипоты, грел онемевшие пальцы в рукаве у дворцовой служанки.
Всё это не имело значения. Важно было лишь то, что они видели — безупречно сверкающий придворный наряд. На его виске колыхался алый шнур роговой шпильки4, золотой наконечник пояса мерцал мягким сиянием, каменные кольца четырёхцветной ленты ударялись друг о друга с чистым звоном, а чёрные туфли-уси5 оставались без единой пылинки.
Так устроен этот пышный и жестокий мир: наденешь шёлк — станешь принцем, наденешь оковы — превратишься в преступника.
Динцюань громко произнёс:
— Сын Неба Сяо Динцюань почтительно приветствует Ваше Величество.
Император, с той самой минуты, как принц вошёл в зал, не сводил с него глаз. Когда тот выпрямился после поклона, он наконец произнёс спокойно:
— Встань.
Путь древних владык велик, слова мудрецов исполнены трепета. Когда государь есть государь, министр есть министр, отец есть отец, а сын есть сын6 — в этом высшая святость и совершенная гармония.
- Минтан (明堂, Míngtáng) — букв. «Ясный зал» или «Зал света». Священное здание в древних китайских дворцово-храмовых комплексах, где император совершал важнейшие государственные обряды и принимал отчёты о делах Поднебесной. ↩︎
- «Шапка дальних странствий (远游冠, yuǎn yóu guān) — один из ритуальных головных уборов китайской знати и наследных принцев. ↩︎
- Чжумин (朱明衣, zhū míng yī) — парадный наряд наследного принца или высокопоставленного чиновника, предназначенный для торжественных церемоний во дворце. ↩︎
- Роговая шпилька (犀簪, xī zān) — шпилька для волос, изготавливавшаяся из отполированного рога носорога. Такие шпильки считались предметом роскоши и служили символом высокого звания и утончённого вкуса. В императорских и аристократических кругах их часто украшали золотом, нефритом или алыми шёлковыми кистями. ↩︎
- Туфли-уси (乌舄, wū xì) — парадная обувь, входившая в официальный придворный костюм высших сановников и наследного принца. ↩︎
- Пусть государь будет государем, подданный — подданным, отец — отцом, а сын — сыном (君君臣臣，父父子子, jūn jūn, chén chén, fù fù, zǐ zǐ) — классическое изречение из «Лунь юй», Беседы и суждения Конфуция, книга XII, глава 11. ↩︎
