Из-за болезни наследного принца Новый год прошёл в тягостной, унылой тишине. Лишь к празднику Фонарей Сяо Динцюань понемногу смог спускаться с ложа и передвигаться, но и тогда целыми днями запирался в книгохранилище. Слуги, кроме самой необходимости, не осмеливались приближаться к его высочеству, словно страшились навлечь на себя дурное предзнаменование в первые дни года.
В один из полудней наследный принц, утомлённый, задремал за письменным столом. В соседней комнате Абао наливала горячий отвар в серебряное блюдо, поправляла бамбуковую жаровню. Вода в подносе начинала теплить, ароматные травы едва задымились на углях. В это время из-за дверей вернулась Коучжу; увидев картину, как Абао хлопочет, она засмеялась, засучила рукава и сказала:
— Дай и мне помочь тебе.
Абао мягко улыбнулась:
— Госпожа уже вернулась? … Старшая сестра, отдохни, всё это я и одна управлюсь.
Но Коучжу всё же подошла и вместе с ней расправила одежду, прикрывая ею жаровню. Лишь тогда, с лёгким вздохом, ответила:
— Да вот только что проводила. Небо и земля знает, чего только она не наговорила, полдня утомляла наставлениями. Редко уж когда сама приходит взглянуть на его высочество, а сегодня как раз… а принц-то спит.
Абао кивнула:
— Верно… редкая она гостья.
Коучжу слегка усмехнулась:
— С того дня, как наследная принцесса почила, она и стала хозяйкой в Западном дворце. Впрочем, у его высочества и так всего несколько госпож, можно на пальцах пересчитать… чем же там управлять? Женщина-то она добрая, только вот… видно, судьба с нашим принцем у неё слишком слаба.
Обе они, дожидаясь, пока одежда прогреется над жаровней, сидели рядом и, словно стерегли огонь, вели неторопливую беседу.
Абао вдруг спросила вполголоса:
— А отчего так выходит?
Коучжу, подперев щёку, ответила:
— Когда его высочеству справляли обряд юношеской зрелости и брак, кроме главной супруги, государь сам указал ещё четырёх-пяти наложниц. Госпожа Се была пожалована титулом «лянди» — всего на ступень ниже ванфэй. Хоть наследный принц и редко обращает внимание на женщин внутреннего двора… эта госпожа всё же особый случай. Говорят, за все эти годы он призывал её к себе всего три-четыре раза.
Сказав это, она неожиданно протянула руку и ущипнула щёку Абао, смеясь:
— Видно, облик её не пришёлся по сердцу его высочеству. Хоть и воспитывалась она в знатном доме, неведомо как выросла с таким смугло-жёлтым лицом. Если бы у неё была кожа, как у тебя… думаю, их супружеская участь не оказалась бы столь обделённой милостью.
Абао выскользнула из её пальцев, сердито фыркнула и, краснея, воскликнула:
— Сестра уж слишком вольно говорит! Раз мы с тобой чуть ближе знакомы, то слова твои становятся всё бесстыднее.
Коучжу сложила руки в рукава, взглянула на неё и, смеясь глазами, произнесла:
— Погоди, сама потом увидишь… узнаешь, права ли я.
Абао слегка залилась краской, отвела глаза и, чтобы переменить разговор, спросила:
— Говорят, наследная принцесса почила в прошлом году?
Коучжу кивнула:
— Да, в четвёртом месяце. Когда рождался юный господин, ни мать, ни дитя не уцелели.
Она на миг замолчала, потом тихо добавила:
— Видно, не было у неё судьбы взойти до Матери Поднебесной…
Абао поспешно взглянула вглубь покоев и дёрнула сестру за рукав. Коучжу улыбнулась:
— Разве не спит он? — и, указав на одежду на жаровне, добавила: — Переверни-ка её. Впрочем, твоя сдержанность и молчаливость, это великое достоинство, куда лучше, чем было у меня вначале.
Абао спросила:
— Сколько же лет, старшая сестра, ты служишь его высочеству?
Коучжу вздохнула:
— В десять лет я вошла во дворец, сперва была при чёрной работе. Лишь за год до возмужания наследного принца меня перевели в Восточный двор, а оттуда уж сюда, в нынешние покои.
— А ты, прежде где-нибудь служила? — спросила она в ответ.
Абао покачала головой:
— Нет.
— А отец, мать, братья-сёстры? Где они?
Абао едва заметно качнула головой:
— Родители давно умерли… братьев у меня тоже нет.
Коучжу, услышав это, смолкла и только коснулась её руки, мягко, с участием.
В этот миг в покои вошёл ближайший слуга наследного принца и обратился к Коучжу:
— Управляющий Чжоу передал: прибыл господин Чжан… его высочество всё ещё спит.
Коучжу кивнула:
— Поняла. Попроси господина Чжана немного подождать, а я разбужу наследного принца.
Она ещё раз указала на одежду и тихо велела Абао:
— Чаще переворачивай, чтобы не впиталось чадное дыхание углей. Его высочество не любит этого.
Слова были сказаны всерьёз, но в уголках её губ промелькнула лёгкая, почти излишняя улыбка… и то, что могло бы прозвучать как ропот рабыни на суровость господина, вдруг стало мягкой жалобой, наполненной снисхождением и нежностью.
Так как наследный принц пребывал дома, в покое, он был лишь в простой байцзы[1]. Коучжу помогла ему накинуть поверх дапао[2], подала гребень, пригладила у висков волосы и поправила венец. Лишь после этого Сяо Динцюань велел ввести гостя.
Чжан Лучжэн, как и прежде, явился в полном облачении. Увидев наследного принца, он поспешно поклонился и воскликнул:
— Ваше высочество, вы словно совсем исхудали… вина за это на нас. Слуги ваши достойны смерти! — и, понизив голос, взмолился: — Только укажите ясно: ради чего всё это?
Сяо Динцюань пригласил его сесть, покачал головой и тихо сказал:
— Мэнчжи, не терзай сердце. Вина моя, смешна и ничтожна, недостойна того, чтобы её учитывать. Всё ведь из-за того самого дела Ли Бочжоу.
Он в нескольких словах пересказал суть, а затем с лёгкой улыбкой добавил:
— Его величество, даже если лишь хочет показать всем пример, отняв у меня лицо, не велика беда.
Хотя наследный принц и обошёл острые углы, Чжан Лучжэн, выслушав рассказ, всё же постиг суть происходящего. Видя, что его высочество не желает говорить прямо, он тоже не стал раскрывать тайну. Некоторое время царила тишина; затем он вынул из рукавов пёстро вышитый футляр и почтительно поднёс его.
Сяо Динцюань с недоумением раскрыл его и увидел две тонкие свитки на простом конопляном листе. Развернул, скользнул взглядом и лицо его просияло:
— Мэнчжи воистину всемогущ! Даже такие редкости способен собрать!
Он долго и внимательно рассматривал свитки, не мог оторвать рук, и наконец вздохнул:
— Боюсь, что отнял чужую драгоценность… и сердце моё неспокойно.
Но и сам почувствовал, что слова его звучат не слишком искренне, потому первым засмеялся.
Чжан Лучжэн склонился:
— Ваше высочество, я ведь в этом деле лишь любитель; если же сей предмет достоин оказаться перед вашим взором, значит он обрёл своего истинного хозяина.
Сяо Динцюань улыбнулся:
— Мэнчжи слишком скромен. Но ныне я всё ещё пребываю в опале, не могу удерживать тебя слишком долго. В другой раз сам приготовлю чай и отблагодарю тебя, как подобает.
Однако Чжан Лучжэн заметил, что взгляд наследного принца неотрывно скользил по линиям почерка, и всё лицо его озарял светлый, детский восторг. От этого зрелища на сердце стало тягостно. Он молча подождал ещё немного, пока его высочество досыта налюбуется, а затем тихо сказал:
— Сегодня я откланяюсь. Но боюсь, что впредь желать удостоиться чая из рук вашего высочества будет не так легко, как прежде…
Сяо Динцюань вскинул глаза, поражённо произнёс:
— Мэнчжи, что значат эти слова?
Чжан Лучжэн горько усмехнулся:
— Сегодня после двора я услышал: его величество уже издал повеление. Под предлогом, что мы, наставники, не сумели должным образом воспитать наследного принца, он намерен заменить чиновников управления при наследнике престола. Указ уже возвращён в Ведомство врат; а так как центральная канцелярия ныне пуста, боюсь, что-либо уже к сегодняшнему полудню, либо не позднее завтрашнего утра распоряжение достигнет управления наставников.
Наследный принц долго сидел в молчании, словно окаменев. Лишь потом медленно спросил:
— Известно ли, кто именно лишается места?
Чжан Лучжэн вздохнул:
— Все главные и старшие чиновники освобождены от службы в Управлении, но за ними сохраняются прежние должности. Иных наказаний, кажется, пока не последует.
[1] Байцзы — это длинная, свободная верхняя одежда с прямыми полами, часто с узкими рукавами, которую носили и мужчины, и женщины в эпохи Тан, Сун и позже. Обычно байцзы надевали дома, для повседневности или как лёгкий наряд без парадности.
[2] Дапао (大袍) — парадный широкий халат с длинными рукавами и запахом, официальная мужская одежда знати. Его надевали поверх лёгкого одеяния (например, байцзы), когда предстояло выйти к людям или принять гостей. Дапао символизировал достоинство и положение, подчёркивал торжественность момента.
