Название главы «А дерево по-прежнему стоит таким» (树犹如此, shù yóu rú cǐ) — историческая цитата, выражающая скорбь о быстротечности времени и неизменности природы перед лицом человеческих утрат.
Стала известна по «Роману о Троецарствии» (《三国演义》, Sān Guó Yǎn Yì).
Считается, что эти слова произнёс Сунь Цюань (孙权, Sūn Quán), глядя на старое дерево после смерти друга, восклицая:
树犹如此，人何以堪！
Shù yóurú cǐ, rén héyǐ kān!
«Дерево всё ещё стоит, а как же человеку это вынести!»
У подножия южного склона горы Яньшань тянулся канал, обращённый к Чанчжоу. Летом он был полноводен, зимой же пересыхал. В жаркие месяцы стража и боевые кони, охранявшие стены Чанчжоу, пили из него воду; зимой же приходилось рубить на Яньшане лёд и топить его для питья. Осенью, в пору между зрелостью и увяданием, воды в канале было больше всего, и потому, когда степная трава уже начинала желтеть, лишь прибрежные деревья и кусты, напитанные влагой, ещё хранили дыхание лета.
Хоу Хэян Гу Фэнъэн часто сам выводил сюда коня на водопой. Это был редкий сычуаньский скакун: высокий, крепкий, с чёрной шерстью, отливавшей красным, с ушами, острыми, как бамбуковые лезвия, и зоркими, живыми глазами. На влажном песке у реки Гу Фэнъэн обычно медленно ослаблял повод, внимательно осматривал зубы животного, потом гладил густую гриву и вместе с ним подходил к прозрачной воде. Те, кто знал, понимали: любовь его к этому коню была не только за силу и красоту. Не раз именно он спасал хозяина в бою. Конь этот был даром наследного принца. Принц редко общался со старшим братом, но в тот год, когда Гу Фэнъэн покидал столицу, он сам написал письмо в Сычуань, прося брата подобрать добрых коней, и не пожалел тысячи золотых, чтобы доставить лучших из лучших в Чанчжоу. Из тех, что прибыли тогда, одни состарились, другие были ранены; лишь этот остался в силе и с тех пор не покидал хозяина, разделяя с ним все дороги и битвы.
На берегу дрожали в осеннем ветре лёгкие метёлки тростника, отливая нежно-лиловым, чуждым суровому пейзажу цветом. Ветер с северных склонов Яньшаня трепал гриву коня и алый шнур на шлеме Гу Фэнъэна, неся запах пота и пыли. Он сорвал стебель тростника, зажал между зубами и, глядя вдаль, задумался. Конь напился, поднял голову и мягко коснулся ухом руки хозяина, словно напоминая, что пора в путь.
Сопровождавший его сотник подошёл, подтянул подпругу и спросил:
— Что высматривает генерал?
Гу Фэнъэн бросил тростник в воду, указал на вершину Яньшаня:
— Видишь ли, за горами небо стало зеленовато-жёлтым?
— Похоже, за пределами заставы снова поднимается ветер, — ответил тот.
— Южнее Яньшаня тростник ложится к земле, — сказал Гу Фэнъэн. — Боюсь, что севернее уже не осталось стоящей травы. Ветер идёт на нас, и в походе это может обернуться бедой.
Сотник нахмурился, хотел было сказать что-то утешительное, но вдруг послышался топот — другой сотник, из подчинённых Гу Фэнъэна, мчался к реке.
— Генерал здесь! Что случилось? — окликнул его первый.
Тот спрыгнул с коня, не выпуская повод, и, торопливо поклонившись, доложил:
— Прошу генерала немедленно вернуться в город. Заместитель сотника Лю из-за распределения провианта поссорился с людьми из отряда Чэн, теперь обе стороны — по сотне человек — стоят у восточных ворот, дерутся и не расходятся.
Хотя все защитники Чанчжоу служили одной державе, старые воины Гу не могли смириться с тем, что по императорскому указу обязанности их прежнего командира временно исполняет управитель Чэнчжоу Ли Минань. Они по-прежнему называли его людей «отрядом чэн». Гу Фэнъэн не раз пытался пресечь это, но безуспешно.
Отряды Ли Минаня вошли в Чанчжоу весной третьего года Цзиннина и стояли там уже почти четыре года. Формально они подчинялись Гу Сылиню, но все знали, что власть делится надвое: чэн стояли на северо-восточной стене, гу — на северо-западной, и между ними шла тихая вражда. Стычки бывали, но до массовой драки дело ещё не доходило.
