С этими словами он больше не настаивал, а взял с ложа раскрытую книгу и, облокотившись, стал листать.
Сюй взглянул на халат. Действительно, обычная, хоть и добротная ткань, без особых украшений. Помедлив, он снял промокший плащ, накинул сухую одежду на плечи, но пояс завязывать не решился.
Когда он закончил, Динцюань отложил книгу на стол. Сюй заметил, что это «Собрание комментариев к „Чу Цы“», и с улыбкой произнёс:
— «Пусть вихрь идёт впереди, а ледяной дождь смывает пыль». Ваше Высочество, вы в поэтическом настроении.
*«Собрание комментариев к “Чу Цы”» (《楚辞集注》, Chu ci jizhu) — каноническое издание с комментариями к «Песням царства Чу», один из важнейших трудов древнекитайской филологии и поэтики, оказавший большое влияние на последующие литературные традиции.
— Не назвал бы это утончённостью, — ответил Динцюань, — просто стихи немного успокаивают.
— Говорят, — заметил Сюй, — что пасмурный день — лучшее время для чтения. Выходит, я помешал Вашему Высочеству наслаждаться покоем.
— Отчего же, — усмехнулся Динцюань. — Кто знает, может, одна беседа с вами стоит десятилетия чтения.
В этот момент вошёл Чжоу У с чаем. Динцюань велел:
— Чай не подавай, поставь чайный столик и принеси лепёшку «малого дракона».
Чжоу У расставил утварь и тихо удалился.
— Прошу, — сказал Динцюань.
Чайный столик стоял низко, и для приготовления чая нужно было сидеть на коленях. Сюй не посмел позволить наследнику склониться первым, потому сам занял место лицом к северу и поклонился; лишь когда Динцюань сел напротив, он выпрямился. Наследник достал серебряный молоточек и, протянув его, сказал:
— Прошу, помогите.
Сюй принял инструмент, ловко раздробил чайную лепёшку, растёр её в ступке и просеял порошок. Динцюань наблюдал с лёгкой улыбкой. За окном шумел дождь, ветер приносил прохладу, и он, глядя на струи, тихо произнёс:
— Хорош дождь, словно ветер: с севера в чертоги нефритовые врывается, очищает слух и зрение.
Сюй, проверив кипяток, ответил:
— Ваше Высочество, как и у ветра, у дождя есть свой царственный и свой народный облик.
— Любопытно, — поднял бровь Динцюань. — Объясните.
— Царственный дождь, — сказал Сюй, — тот, что, как Вы изволили сказать, смывает пыль, питает цветы, входит в чертоги и очищает воздух; под его шумом заваривают чай, после него надевают тёплые одежды и незаметно проходит ещё один год. А народный дождь иной: если долго не идёт — засуха, если не прекращается — потоп; есть дожди, что выжигают поля, и дожди, что топят долины. Без дождя тревожно, с дождём тоже тревога. Вот и ныне, когда идёт уборка поздних посевов, я слышал, что на юге уже десять дней льёт без передышки, боюсь, урожай не устоит, а за ним и весна пострадает.
Динцюань тяжело вздохнул: именно это и терзало его последние дни.
— Война, — сказал он, — пожирает всё, что копилось тринадцать лет. С позапрошлого года налоги на юге выросли на десятую часть, в прошлом — ещё на половину. Если урожай погибнет, к весне и чиновники, и народ останутся голодны. Генерал и я… — он осёкся, сжал зубы. — Что ж, мне остаётся лишь держаться. Лишь бы генерал вернулся живым. Эту битву можно только выиграть — иначе всё пропало. Но я боюсь, что, тревожась за мою участь, он станет действовать опрометчиво.
В чайнике закипела вода. Динцюань снял его с огня, влил кипяток в чашу с приготовленной массой и, глядя, как бурление стихает, горько усмехнулся:
— «Подливать воду в кипящий котёл не то, что вытащить огонь из‑под него». Государь не оставил мне пути к отступлению.
Сюй поднял глаза: под глазами наследника легли тени, лицо осунулось. Он понимал, как тяжело тому приходилось все эти годы.
— Есть ли вести из Чанчжоу? — спросил он.
— Генерал ушёл всего полмесяца назад, — ответил Динцюань. — Рано ждать донесений.
Сюй помолчал, затем мягко сказал:
— Государь боится повторения бедствий второго года Цзиньнин. Если Ваше Высочество справится, это будет первая заслуга. К тому же теперь у императора есть внук, и ради него он не станет чересчур суров.
Динцюань слушал гром за окном и усмехнулся:
— Несколько лет назад вы говорили мне: «Когда заслуги становятся велики, они же становятся виной». Император любит внука, но и ко мне благосклонен. Только кто из людей способен постичь волю Неба? Молния и дождь всегда рядом. То, что он не даёт мне удела Чжао‑вана, — уже ответ.
Сюй вспомнил, зачем пришёл, достал из свёртка лист бумаги и подал. На нём были имена новых цензоров.
— Боюсь, — сказал он, — что Чжао‑ван не желает быть фигурой на доске, а хочет стать игроком.
