Ван Шэнь ждал у входа. Видя, как мальчик с трудом переступает высокий порог, а Динцюань даже не протягивает руки, старик поспешил, подхватил ребёнка и проводил до выхода. Его взгляд был полон укора. Динцюань понял, что тот всё слышал, но сделал вид, будто не замечает:
— А-Гун, не утруждай себя, — сказал он с улыбкой.
Ван Шэнь, зная, что принцессы сегодня нет и мальчик поедет с отцом, не мог успокоиться. Он донёс внука до носилок и, передавая его, сказал с притворной вежливостью:
— Стар я, не могу поднять императорского внука в носилки, придётся утруждать Ваше Высочество.
Динцюань оглянулся на слуг, не понимая, чего тот добивается. Тогда Ван Шэнь раздражённо сунул мальчика ему в руки и ушёл.
Динцюань, не привыкший к подобному, неловко поднял ребёнка, словно вещь, и, едва оказавшись в носилках, тут же посадил его рядом. Они ехали вдвоём — впервые. Оба молчали.
За занавесом всё ещё моросил дождь. Сквозь него мерцали огни дворцов, отражаясь в лужах, будто небо и земля соединились светом. Вдруг один из слуг упал на колени прямо в дождь. Динцюань, нахмурившись, велел остановить носилки:
— Здесь наказывают прислугу?
Слуги в страхе бросились поднимать провинившуюся.
Погода переменилась, и старая болезнь принца — слабость дыхания — снова дала о себе знать. Он был одет слишком легко, и, после этой суматохи, почувствовал щекотку в носу, прикрыл рот рукавом и тихо кашлянул.
Мальчик всё это время наблюдал за ним и вдруг спросил:
— Папа, тебе холодно?
Голос его был чист и тонок. В доме он звал отца «папа», а не «Ваше Высочество». Теперь, когда они сидели рядом, Динцюань впервые услышал это обращение так ясно. Он не знал, ответить ли или просто кивнуть.
Не дождавшись ответа, мальчик вспомнил, как Чанша-ван учил его греть руки дыханием, и поднёс губы к руке отца, тихо подул.
Кожа у него была белая, черты лица тонкие, глаза — как две звезды. Говорили, что он похож на отца. Чёрные волосы были уложены в забавную причёску, одежда — детская, смешная. От него исходил тёплый запах сахара. Этот почти чужой маленький человек вдруг проявил такую нежность, что Динцюань на миг оцепенел. Потом медленно отдёрнул руку.
Мальчик, как всякий ребёнок, почувствовавший холодность, опустил голову и стал считать пальцы, не произнося ни слова.
В носилках было темно. Как Динцюань не видел в глазах сына благодарной нежности, так и мальчик не мог разглядеть в глазах отца скрытую усталость, раздражение, неловкость и… растерянность.
От зала Каннин до дворца Яньцзо путь был не близкий и не дальний, но неловкий. Когда прибыли, Динцюань лишь велел слугам отвести мальчика к принцессе, сам же не протянул руки, чтобы помочь ему сойти.
Чжоу У последовал за ним в малую библиотеку. Хотел было заговорить, но услышал кашель и, опасаясь простуды, велел приготовить горячую воду для омовения ног. Когда всё было готово и слуги удалились, он не удержался:
— Ваше Высочество, зачем Вы снова вызвали неудовольствие императора?
Динцюань опустил ноги в горячую воду, поморщился от жара, потом глубоко вдохнул и усмехнулся:
— Это Ван Шэнь послал тебя с вестью?
Чжоу У не ответил на насмешку:
— По закону, сын наследного принца имеет право на титул цзюньвана. Император любит внука — это великая милость. Зачем перечить?
Динцюань закрыл глаза, вдыхая аромат зела́ни и полыни, растворённый в паре. Когда тепло дошло до пальцев, он вынул ноги. Чжоу У молча положил полотенце рядом.
Динцюань вдруг усмехнулся:
— Вы все, видно, решили, что я стал мягче, и можно садиться мне на голову? — Увидев, что Чжоу У хочет возразить, он холодно добавил: — Что ты понимаешь? Гу Фэнъэн в прошлом году получил титул хоу, теперь очередь дошла до внука. Неужели император хочет совсем отнять дорогу у Гу Сылиня? Разве это не значит — ускорить его смерть?
Чжоу У опешил, потом вздохнул, вытер ему ноги и сказал:
— Не думаю, что Его Величество имел такой умысел. Зачем Вам терзать себя догадками?
Не дождавшись ответа, он сам унёс таз с водой.
Тем временем императорского внука отвели к принцессе. Она как раз снимала украшения и поправляла вечерний макияж. Увидев сына, улыбнулась.
— Ну, как, дедушка был добр? — спросила она, усаживая мальчика на колени.
Тот рассказал, как император шутил и смеялся, и, вспомнив о родинке под ухом, добавил. Принцесса рассмеялась:
— Наш А-Юань и вправду счастливое дитя.
Служанки наперебой стали хвалить мальчика — умный, послушный, смышлёный. Когда речь зашла о пожаловании титула, он лишь сказал:
— Папа не разрешил.
Принцесса на миг задумалась, потом мягко ответила:
— Папа сделал это ради твоего блага.
Мальчик кивнул:
— Мама, продолжай причёсываться, я посмотрю.
— Хорошо, — улыбнулась она.
Когда причёска была готова, до сна оставалось время, и принцесса, как обычно, занялась с сыном чтением. Сегодня они разбирали стих «Ляо э» из «Книги песен». Она происходила из семьи учёных, знала классику и объясняла просто и ясно. Научила мальчика нескольким новым иероглифам.
Когда дошли до строк: «Ты холил и растил меня, питал и оберегал, заботился обо мне, входил и выходил со мною», мальчик вдруг сказал:
— Мама, сегодня папа держал А-Юаня на руках.
Принцесса вздрогнула, потом улыбнулась:
— Потому что он любит тебя.
Мальчик кивнул, подумал и тихо добавил, теребя её ароматный мешочек:
— От папиной одежды пахло, как от маминой. Только руки у него были холодные, не как у мамы.
Принцесса прижала его к себе, погладила по волосам:
— А-Юань — хороший мальчик.
В комнате горели все лампы, чтобы не утомить глаза ребёнка. Было светло, как днём. Но мальчик, слишком мал, не заметил, что за этой ласковой улыбкой в глазах матери прятались печаль, одиночество и… тихое сострадание к тому, кто, как и она, жил в холоде.
