После заката вновь поднялся ветер. Хоть и отделили тёплую комнату, в покоях наследника всё ещё стоял холод, словно в леднике.
Динцюань, опершись на стол, писал письмо. Рука, державшая кисть, незаметно окоченела, и, лишь дописав пару строк, он понял, что пальцы не слушаются. Отложив кисть, он поднялся, прошёлся по комнате, дыша на ладони, чтобы согреть их. Мысли невольно вернулись к давним событиям; постояв в задумчивости, он снова сел. Но едва потянулся за кистью, как вошёл Чжоу У и доложил:
— Прибыл господин Ван.
Динцюань поспешно накинул верхнюю одежду и сам вышел навстречу. Не дав Ван Шэню поклониться, схватил его за руки, усадил и, улыбаясь, сказал:
— А-гун, давно не виделись. Что ж вы, в такую бурю, без плаща вышли из дому?
Ван Шэнь, не особенно церемонясь, сел и ответил с улыбкой:
— Не стану скрывать, Ваше Высочество, если бы не прямое повеление государя, старик и сам не захотел бы тащиться по такому ветру.
Динцюань только успел опуститься на место, как снова вскочил:
— У государя есть указ?
— Есть, — усмехнулся Ван Шэнь. — Но не спешите с поклоном. Государь, отужинав, пожаловался, что в покоях слишком холодно, и, вспомнив, что Вы особенно чувствительны к стуже, велел передать: можно развести жаровни и в Восточном дворце. Уголь, что израсходуете, потом вычтут из Вашего положенного пайка.
Пустяковое, казалось бы, распоряжение, но Динцюань всё же поблагодарил за милость, как подобает, и лишь потом спросил:
— Повеление касается всего дворца Яньцзо?
— Нет, — ответил Ван Шэнь, — только Вас одного. Особая честь.
Динцюань знал, что в последние годы государь стал особенно внимателен к мелочам, но не ожидал, что тот вспомнит даже о нескольких лишних фунтах угля. Слегка удивившись, он вновь выразил благодарность, затем велел Чжоу У принести плащ и распорядился проводить Ван Шэня.
Когда Чжоу У вернулся, Динцюань сказал:
— Мне жаровня ни к чему. Отправь её в покои наследной принцессы. Пусть она с императорским внуком берегут себя в такую стужу.
Чжоу У ответил:
— Едва похолодало, государь уже велел поставить жаровни в покоях императорского внука. Почти месяц прошёл.
— Почему же я не знал? — нахмурился Динцюань.
— В тот день я лично докладывал, — удивился Чжоу У.
Динцюань, припомнив смутно, что, кажется, и правда было нечто подобное, махнул рукой:
— Ладно, тогда пошли жаровню Чанша-цзюньвану. Пусть не жалуется, будто из-за холода не может писать приличные иероглифы.
Чжоу У, готовя переносную жаровню, бормотал:
— В этом году погода и впрямь странная. За всю жизнь такого не видывал: до дня, когда положено топить императорские печи, ещё далеко, а под утренними карнизами уже висят сосульки.
— Да и Чанша-цзюньван не притворяется, — добавил он. — Я сам видел: руки у него в волдырях от холода.
Динцюань усмехнулся:
— Думаешь, я не знаю? Это он среди ночи, когда все спят, вылез на двор — невесть что там искал, вот и отморозил.
— Сун-нянцзы больна, целыми днями молится и постится, — вздохнул Чжоу У. — Ей не до того, чтобы за ним приглядывать.
Он подал медную жаровню и добавил:
— Ваши руки и ноги всегда быстро мёрзнут, не сидите подолгу за книгами без движения.
Динцюань взглянул на него с улыбкой:
— С каких это пор ты стал таким ворчуном?
— Возраст, Ваше Высочество, — рассмеялся Чжоу У. — Старею, вот и болтаю лишнее.
Динцюань помолчал, потом тихо улыбнулся:
— Вот как…
* * *
Наутро, хоть и не было дворцового собрания, Динцюань поднялся рано, выслушал наставления учителя, заехал в Министерство налогов, а вернувшись, сел за письма. К вечеру, когда небо уже темнело, он, вспотев от усердия, решил выйти подышать и взглянуть на закат. Но едва ступил за порог, как кто-то выскочил сбоку и врезался в него. Из рук беглеца что-то вылетело, с глухим стуком покатилось по ступеням и свернулось клубком.
Виновник, поняв, что натворил, бросился бежать, но Динцюань окликнул:
— Чанша-цзюнь!
Тот вынужден был остановиться. Хотя знал, что попался, всё же отчаянно махнул рукой кому-то за спиной. Динцюань проследил взглядом и успел заметить, как маленькая головка императорского внука мелькнула из-за колонны и исчезла.
Лишь спустя полчаса прибежали запыхавшиеся няньки и служанки. Увидев Динцюаня под навесом, все оцепенели, не смея приблизиться. Он посмотрел на то, что лежало у подножия ступеней, и, сдерживая раздражение, велел:
— Отведите старшего братца обратно. Кто сопровождал цзюньвана?
Две служанки робко шагнули вперёд, переглянулись и тут же пали на колени. Динцюань не стал допрашивать:
— Возьмите его повседневное платье и принесите сюда.
Потом обратился к Динляну:
— Пойдём со мной.
Он повернулся и вошёл в зал. Динлян, обменявшись взглядом с императорским внуком, увидел, как тот показывает на клубок у ступеней. Он жестом велел не вмешиваться, и мальчика унесли.
Динлян вошёл, не дожидаясь вопроса, и сразу заговорил:
— Ваше Высочество, у меня руки в волдырях от холода.
— Из-за того, что ты лазил за этой тварью? — холодно усмехнулся Динцюань.
Динлян почесал голову, смущённо хихикнул:
— Не совсем. Я ведь полдня писал, вот и обморозил. Но все говорят, будто я нарывы заработал, выкапывая ежа, — разве это справедливо?
Видя, что лицо брата мрачнеет, поспешил добавить:
— Я знаю, виноват. Только ведь Вы сами учили: помогать нужно тому, кто в беде, а не тому, кто и без того в достатке. Я подумал: если нельзя украшать цветами уже расшитый шёлк, то тем более нельзя сыпать снег на снег…
Динцюань вздохнул:
— Не стану тебя наказывать. Поешь со мной, а потом пойдёшь поклониться государю.
— Государь велел звать меня? — удивился Динлян.
— Нет, — вспыхнул Динцюань. — Это я велю. Этого достаточно?
— Да, — поспешно ответил тот.
