С шестого года правления Цзиннин, с первого дня двенадцатого месяца, и до полнолуния первого месяца седьмого года миновало время зимнего солнцестояния, Новый год и весеннее равноденствие. Холод постепенно уступал место весне, но, как ни надеялись император, наследник престола и придворные на перемену к лучшему, тревожные вести с фронта по‑прежнему одна за другой прибывали в столицу. При всей тщательности приготовлений, при столь разительном неравенстве сил, когда одни презирали богатство, а другие не щадили жизни, война всё же катилась к упадку. Оставалось лишь списать всё на волю неба и превратности судьбы. Так или иначе, вопрос о посылке подкреплений стал неотложным и был вынесен на обсуждение.
По своему чину и должности Сюй Чанпин не имел права присутствовать на утренних советах, однако после осенней аттестации Фу Гуанши был переведён с поста тайчанцина (главы Тайчан-сы) на должность помощника министра в Министерстве обрядов и одновременно назначен правым чжаньши. Несколько молодых учёных из Ханьлина, недавно поступивших на службу и любивших рассуждать о делах государства, бездельничали целыми днями, читали дворцовые бюллетени и, встретив Фу Гуанши, непременно расспрашивали его о новостях. Когда он был в хорошем расположении духа, отвечал им не без охоты. С тех пор как его повысили, настроение его оставалось ровным, и в тот день он тоже обмолвился о том, что обсуждалось на утреннем совете:
— Мнения министров, разумеется, сошлись на том, чтобы послать младшего Гу. И по долгу, и по личным причинам он не может уклониться.
— А каково мнение Его Величества? — спросил один из ханьлинцев.
— Полководец Ли искусен лишь в обороне, — ответил Фу Гуанши. — А младший Гу способен не только удерживать, но и наступать. Император прямо не сказал, но его воля ясна — он склоняется к этому решению.
— А что думает наследник престола?
— Это дело государства и армии, — холодно заметил Фу Гуанши. — Как может наследник вмешиваться?
Молодой ханьлинец нахмурился и пробормотал:
— Половина Чанчжоу ныне в его руках, как же ему не вмешиваться?
Фу Гуанши резко изменился в лице, прикрыл ухо ладонью и строго оборвал:
— Молодой человек, учись сдерживать язык и поступки. Тем более, когда служишь в ведомстве Восточного дворца!
Тот, вспыльчивый и самоуверенный, к тому же с высоким местом в списке экзаменов, давно не питал уважения к осторожному начальнику. Он промолчал, но в душе лишь презрительно фыркнул.
Когда Сюй Чанпин пересказал эти разговоры наследнику, прошло уже шесть–семь дней. За это время воля неба прояснилась: две императорские указы одна за другой были отправлены в Чанчжоу.
В малой библиотеке Восточного дворца Динцюань выслушал рассказ спокойно, потом, закрыв глаза, усмехнулся:
— Молодые люди и впрямь не ведают меры. Что на ум взбредёт — то и скажут. Фу Гуанши, надо признать, человек выдержанный.
Сюй Чанпин ответил:
— Понимать ли меру — одно, а видеть суть происходящего — другое. Судя по всему, в столице немало тех, кто прозревает в нынешней обстановке.
Динцюань не стал спорить:
— Ну а какова, по‑твоему, эта обстановка? Скажи прямо.
— Я наконец понял, — произнёс Сюй Чанпин, — что любая власть, если ею долго пользоваться, непременно пускает корни.
Динцюань усмехнулся:
— Это старая истина. Продолжай.
— Ваше Высочество уже четыре года ведёте государственные дела. Пусть формально лишь передаёте распоряжения, но за это время всё управление оказалось в ваших руках. С Чанчжоу вас связывает не только родство с младшим Гу, но и служебная зависимость — вы его начальник и соратник.
Динцюань задумался, не отвечая. Сюй Чанпин продолжил:
— Эти четыре года вы с младшим Гу плечом к плечу трудились ради государства. Между вами сложились доверие, взаимопонимание, общие дела и тайные знаки согласия — всё то, чего посторонний не постигнет и не заменит.
Динцюань слегка улыбнулся:
— Верно сказано. Мысль, что соединяет людей, сродни дыханию духов. Потому‑то и говорят: «Понять — значит соединиться». Второй императорский указ последовал за первым почти без промедления. В этом, несомненно, есть скрытый смысл, но знать его дозволено лишь Небу и Государю.
