Наследник повернулся к канцлеру Ду Хэну:
— Господин Ду, прошу занести в архив, сделать копию — для будущего рассмотрения государем.
На лбу Ду Хэна выступил холодный пот. Он поклонился:
— Подданный исполнит повеление наследника.
После этого и наследник, и Ци-ван были помещены под домашний арест — первый во дворце, второй в своём княжеском доме. Три судебных ведомства составили списки следователей и представили их императору, который не возражал. Так Дали-сы, цензорат и Министерство наказаний получили право вести дело вместе со стражей Цзинъу.
Но за несколько дней расследование не продвинулось. Подследственный Сюй Чанпин всё ещё не пришёл в сознание, а чиновники трёх ведомств, не сумев сработаться, лишь повторяли прежние допросы и проверки. Всё, что можно было выяснить о происхождении пояса, уже давно установила стража. Теперь же, не добившись нового, одни жаловались на жестокость Цзинъу, другие на их беспомощность.
Тем временем слухи множились, и постепенно некоторые тайны дела становились известны всему двору.
Хотя Ци-ван находился под стражей, его положение вне дворца давало больше свободы, чем у наследника, окружённого глазами и ушами императора. Поэтому новости всё же достигали его через доверенного Чанхэ.
— Говорят, — осторожно начал тот, — что Восточный дворец обречён, и наследник просто хочет утянуть вас с собой.
Он взглянул на господина, опасаясь, что неосторожное слово вызовет раздражение.
Динкай лишь улыбнулся:
— Откуда им знать, что Восточный дворец обречён?
— Всё из‑за того пояса, — ответил Чанхэ. — Никто не верит в эти речи о дружбе государя и слуги. Даже простолюдин не поверит, что император поверит.
Динкай покачал головой:
— Они не знают моего брата. Он слишком чист. Если уж проигрывать, то с достоинством. Он не станет валяться в грязи, как уличный забияка.
— Значит, у вас иное мнение?
Динкай задумался:
— Возможно, он хочет использовать возмущение двора, чтобы заставить отца сделать выбор между нами.
— Если так, то это ещё не худшее, — заметил Чанхэ.
— Да, — тихо сказал Динкай. — Но я боюсь, что за этим скрыто нечто иное. Почему он втянул в дело Министерство наказаний, которое полностью под властью государя? И ещё — почему та женщина рассказала мне о поясе?
— Министерство наказаний сменило начальство, — ответил Чанхэ. — Они не хотели тревожить государя, но теперь втянуты. Разве это не выгодно вам? А что до той женщины… у неё старуха‑мать и младший брат, а с другой стороны — убийца её отца. Разве не из дома Сюя изъяли пояс, прежде чем донести государю?
Динкай закрыл глаза и улыбнулся:
— Да, всё уже сделано. Остаётся ждать перемен.
Через три дня Чанхэ принёс весть, от которой сиял от радости.
В то утро Динкай сидел в саду и рисовал пионы. Чанхэ вбежал, забыв о поклонах и приличиях:
— Поздравляю, Ваше Высочество! Восточный дворец обречён!
Кисть в руке Динкая дрогнула, и капля киновари упала на жёлтую шёлковую бумагу, как капля крови.
— Почему ты так думаешь? — спросил он. — Неужели в столичной страже нашли следы заговора?
— Нет, — задыхаясь от волнения, ответил Чанхэ. — Но знаете ли вы, кто этот Сюй Чанпин? Он — родной двоюродный брат наследника, а значит, и ваш двоюродный брат.
Кисть выпала из рук Динкая. Он смотрел на алое пятно, расплывающееся по шёлку, и долго не мог вымолвить ни слова.
— Не может быть, — прошептал он. — У покойного наследника Гунхуай не было детей…
— Это не он, — перебил Чанхэ. — Сюй Чанпин — посмертный сын низложенного князя Су, рождённый от наложницы. А та наложница, говорят, прежде служила при императрице Сяоцзин, когда та ещё была девицей. Теперь всё ясно: наследник подарил пояс не чужому, а родственнику. Мать Сюя и мать наследника были связаны старой дружбой; он помогает наследнику взойти на трон, а тот обещает вернуть ему княжеский титул. Если это правда, то дело неслыханное: Восточный дворец связан с остатками прежней династии! Даже если ложь, пятно не смоешь и водами Хуанхэ. А случилось всё в такой момент… Ваше Высочество, это ваша великая удача!
Лицо Динкая побледнело, как у человека, увидевшего призрак. Он долго молчал, потом едва слышно спросил:
— Откуда ты это услышал?
— Уже весь двор говорит, — ответил Чанхэ.
— А двор откуда узнал?
— Неизвестно, слух распространился сам собой.
— Значит, и государь знает.
— Разумеется.
Динкай кивнул, взглянул на испорченную картину, поднял кисть и тихо переломил её пополам.
— Ваше Высочество! — воскликнул Чанхэ. — Что вы делаете?
Динкай поднял голову к небу, глубоко вздохнул и спокойно сказал:
— Вот как. Если это ложь — у меня ещё есть путь к жизни. Если правда — от судьбы не уйти.
Он бросил обломки кисти, посмотрел на запад, где таял последний мазок вечерней тьмы, на бледный рассвет и на ветви, блестящие от росы. Всё вокруг было прекрасно и потому он улыбнулся и прошептал:
— Уже ни к чему.
