Весна, седьмой год правления Цзиннин, двадцать седьмой день второго месяца. Обычное утреннее заседание двора.
С двадцать пятого по сегодняшний день, за три дня, император уже повелел обыскать дом наложницы Чжао, а о том, что Чжао-ван внезапно впал в немилость из‑за дела о наказании наследником придворного, теперь знали все.
Указ о конфискации был издан через канцелярию Чжуншу-шэн. Хотя виновных тайно устранили по приказу через левое крыло стражи Цзинъу, не прибегая к суду, итоговые документы всё же должны были быть оформлены совместно Министерством наказаний и стражей. Но поскольку глава канцелярии Ду Хэн некогда служил при Восточном дворце, а новый министр юстиции безоговорочно преклонялся перед волей государя, то и указы, и следственные бумаги прошли вниз по инстанциям без малейшего сопротивления прежде чем чистые чиновники успели опомниться.
Впрочем, столь усердие было излишним: судебные ведомства и цензоры и без того пребывали в полном недоумении. После утреннего собрания пятнадцатого числа не только три судебные палаты, но и весь двор оказался втянут в это дело под давлением наследника. Свидетели и улики были налицо, и всем было известно, что обвинение в мятеже против наследника началось с наложницы Чжао. По здравому рассуждению, после открытого разрыва с наследником она могла, стремясь к быстрой победе, пустить столь страшный слух — и это не казалось невозможным. Всё складывалось в стройную цепь, где не находилось ничего явно подозрительного. Наложница Чжао погибла от руки наследника, но тот действовал по императорскому повелению; и как бы ни кипели в сердцах сановников гнев и обида, они могли упрекать наследника лишь в личной мстительности, но не в измене.
Сомневающиеся, конечно, были, и немало, но дело касалось слишком многого, а воля Неба казалась столь очевидной, что, хотя недоверие жило в сердцах, открыто возражать никто не решался.
На утреннем собрании двадцать седьмого дня, когда все чиновники заняли свои места, император повелел Министерству наказаний огласить решение по делу. Хотя это было первое официальное объявление, для всех оно не стало новостью: Чжао-ван Динкай признан виновным в великом мятеже, лишён титула и обращён в простолюдина. Первоначально предполагалась ссылка, но он умер под пыткой, и потому его похоронят как простолюдина у подножия Западных гор. Сторонников не выявлено, потому из дома Чжао-вана лишь управляющий Чанхэ и несколько человек приговорены к смерти, остальные сосланы.
Таков был исход, которого все ожидали: как и пять лет назад, без широкой расправы, без новых волнений. От смуты до мнимого спокойствия — один шаг. Только теперь умерла императрица Сяодуань, князь Гуанчуань отправлен в ссылку, наложница Чжао мертва, и тонкая нить крови рода Чжао, некогда связавшая его с домом императора, окончательно оборвалась.
Неожиданным стало следующее повеление — оно касалось, казалось бы, победившего наследника. Второй указ гласил: главный писарь Палаты советников наследника Сюй Чанпин, хотя и признан невиновным, за легкомыслие и недостойные связи с наследником, позволившие злым людям воспользоваться случаем и едва не вызвать беду, подлежит наказанию. Ввиду траура по государству его не казнили, но лишили чинов и званий, велели сложить должность и вернуться домой, навсегда запретив служить. Все чиновники Палаты советников и обоих Весенних ведомств за нерадивое содействие наследнику также лишались должностей и отправлялись по домам.
Среди них были и сановники высокого ранга — шаншу, шилан, сыцин, люди с десятилетиями службы. Обычно в подобных случаях снимали лишь дополнительную должность или понижали в чине, но чтобы всех без разбора лишить службы — такого не бывало за всю историю династии. Тем более что Весенние ведомства вовсе не имели отношения к делу пострадали, как рыбы в пересохшем пруду.
Три высшие канцелярии уже давно не могли противостоять шести министерствам; ныне же воля государя стала непреложной.
Наказание чинов Восточного дворца равнялось наказанию самого наследника, а столь широкое поражение в чинах было даже тяжелее прямого удара по нему. По обычаю наследник должен был немедленно принести извинения и просить о наказании. Но прежде чем он успел двинуться, один человек, побледневший до синевы, рухнул на пол, захлебнувшись пеной.
Динцюань, вздохнув, взглянул на без сознания лежащего Фу Гуанши, чжаньши Палаты советников и заместителя министра обрядов, и произнёс:
— Уведите его.
Стража вытащила Фу Гуанши, и, когда наследник хотел выйти из строя, император поднял руку:
— Не спеши.
