На рассвете первого дня третьего месяца седьмого года правления Цзиннин скончался от внезапной болезни Сяо Цзэ, единственный сын наследного принца.
Император, хотя и питал к мальчику особую нежность, был уже в преклонных летах и не имел привычки, чтобы его тревожили ночью. Поэтому весть донесли лишь на следующее утро.
Когда государь, сидя перед зеркалом, позволял евнуху расчёсывать седые волосы, он не произнёс ни слова. Лишь взял гребень, вынул из зубцов выпавший волос и долго рассматривал его на ладони. Один, другой, ещё один… он снимал их с висков, собирал между пальцами, пока не понял, что в руке у него уже целая прядь.
Две мутные слезы скатились по щекам, упали на белые волосы в ладони и смочили их, словно утренняя роса увлажняет увядшую траву.
В тот же день Чанша-цзюньван вышел из дома к учителю. Им был министр чинов Чжу Юань. По повелению императора Чжу Юань, как глава шести ведомств, поручил Министерству чинов совместно с Центральным управлением начать перестройку двадцати четырёх столичных страж.
Среди чиновников двух ведомств и Палаты советников наследника престола прежний главный писарь Сюй Чанпин уже накануне покинул столицу; другие, не слишком привязанные к должности, спешно собирали дела, готовясь к отъезду. Сокращения оказались столь велики, что назначить преемников не успели. Хоть и вышел указ: если уходит главный чиновник — его место временно занимает помощник, если уходит помощник — должность исполняет главный, но всё это оставалось пустыми словами, ибо почти все служащие этих ведомств происходили из Министерства обрядов, и после реформ оно опустело.
Большинство считало, что борьба между наследным принцем и Чжао-ваном завершилась: один потерпел поражение, другой одержал сомнительную победу. Чистка ведомств, по общему мнению, была лишь наказанием и предостережением для наследника. Но немногие, вроде первого министра Чжуншу-шэна Ду Хэна, понимали: замысел государя куда глубже. Три высших управления уже почти утратили значение; шесть министерств теперь находились под прямым контролем императора. Только Министерство обрядов, связанное с Восточным дворцом и Чжуншу-шэном, сохраняло прежние связи. Настал удобный момент заменить всех, и с этого дня шесть ведомств, ведающих делами государства и народа, окончательно переходили в руки государя.
Похоже, для упразднения трёх управлений не придётся ждать следующего монарха, нынешний успеет завершить это при жизни. Ду Хэн, сидя в своём доме, долго размышлял, а затем под окном, у письменного стола, написал прошение об отставке по болезни.
Так или иначе, всё это было делом решённым и открытым. Неожиданным стало другое: без всяких признаков император издал новый указ немедленно сменить командование Восточной дворцовой стражи, назначив вместо прежних начальников сотен и тысячников офицеров из стражи Цзинъу.
Даже опытный в государственных делах Ду Хэн не мог понять этого шага. В истории подобная внезапная замена войск, подчинённых наследнику, имела лишь одно объяснение — подозрение в мятеже. А последствия всегда были двояки: либо наследника низлагали, либо он, доведённый до отчаяния, действительно поднимал мятеж. Ни того, ни другого Ду Хэн не желал, не только потому, что его судьба тесно переплеталась с судьбой принца, но и потому, что страна ещё не оправилась от войн, а сильные военачальники и властные министры были связаны с Восточным дворцом. Любое потрясение грозило гибелью державе.
Поэтому в своём прошении он не удержался от горьких слов:
«Сеть раскрыта с трёх сторон — таков путь царя Чэн Тана;
пусть желающий идти налево идёт налево, желающий направо — направо;
лишь тот, кто не повинуется, попадёт в силки.
Убитые нарушили волю,
невредимые сохранили свою природу».
Как первый министр, он имел право направить прошение прямо в руки государя.
В ту же ночь император вызвал наследного принца во дворец Каннин. Показал ему письмо Ду Хэна, на нём стоял красный иероглиф «Одобрено».
Динцюань, приняв свиток, спокойно улыбнулся:
— Что ж, так даже лучше.
— Он не ошибся, — сказал император. — Но причину, по которой я сменил стражу, он не поймёт. А ты? Сумеешь ли понять?
Принц устало кивнул.
Император вертел в пальцах кисть с красной тушью:
— Теперь оба твоих брата мертвы, и никто уже не угрожает тебе. Я повторю прежние слова: двенадцать дворцовых страж тебе не подвластны, но среди двадцати четырёх столичных, какие именно связаны с тобой? Скажи правду, и я, как сказал Ду Хэн, оставлю тебе путь к спасению.
Динцюань смотрел на дрожащий в серебряной лампе огонь, будто теряя сознание. Потом прижал ладонь ко лбу и тихо произнёс:
— Ваше Величество ведь уже начали перестройку столичных войск. На всём подвластном земле нет никого, кто не был бы слугой государя; куда бы ни повернул, всех можно уловить сетью. Зачем же обращать внимание на пустые речи книжников?
Император нахмурился:
— Ты хочешь вынудить меня растратить всё, что дано Небом?
— Я? Вынудить Ваше Величество? — повторил принц.
Император пристально посмотрел на него, потом поднял другой свиток — военный донесение:
— Это пришло сегодня утром. Прочти.
Принц взял свиток, руки дрожали. Пробежав глазами строки, он вдруг просиял, и, забыв обо всём, даже о присутствии императора, заплакал от радости:
— Сто лет трудов — и всё свершилось при нашей жизни! Пусть страна заплатила болью и кровью, но разве это не счастье для Вашего Величества, для храмов предков, для всего народа?
