Когда пятнадцатилетний юноша с чистыми, ещё детскими чертами вновь переступил порог этого дворца, он уже принадлежал к числу тех, кто им повелевает, потому никто не осмелился преградить ему путь.
Полуденный ветер поздней весны тихо прошёл над садом. Та, что некогда жила здесь, давно ушла; её юность, подобно цветам, уже осыпалась. В покинутых павильонах буйно разрослись травы и дикие лианы. Безмолвное, но неугомонное изобилие, где тишина спорит с былым великолепием.
Он раздвинул заросли, прокладывая тропу, по которой когда-то они ходили вдвоём. Обутые в лёгкие туфли ноги ступали по знакомой дорожке, и, как прежде, без провожатых он вошёл в покои.
В полумраке окна висели тонкие нити паутины, на расписных балках гнездились ласточки, зелёные украшения из нефрита лежали на полу, а драгоценное зеркало покрылось пылью. Их завершённая и несбывшаяся история рассыпалась по этому холодному дворцу, как ртуть, пролившаяся по камню.
Взгляд юноши скользнул по рассыпанным на столе чёрным и белым камням для вэйци и память вернула ему давнюю партию. Он заметил на полу разбитый вдребезги сосуд из редкого «секретного» фарфора и вспомнил разговор, случившийся в тот день. На ложе лежал пожелтевший веер с рукоятью из слоновой кости. Он когда-то скрывал за собой прекрасное, спокойное лицо, озарённое улыбкой.
Он не знал, будет ли его будущая супруга красива, умна, изящна и благонравна; знал лишь одно: никто не сравнится с ней.
Его взгляд остановился на свитке с образом Гуаньинь, висевшем у входа в павильон. Лик бодхисаттвы был таким же, как в его памяти: мягкий, неизменно сострадательный. Он задумался, придвинул стул, взобрался на стол и собственноручно снял свиток.
Попытался свернуть его, чтобы унести с собой, и этим случайным движением открыл тайну, скрытую долгие годы.
На обороте свитка оказалось ещё одно изображение: горы и реки, написанные в зелёно-голубых тонах, тончайшая прорисовка перьев и трав. Перед затуманенными вершинами парили две белые цапли — одна обернулась, другая смотрела вдаль, и обе взмахивали крыльями, взлетая в безбрежное лазурное небо.
Так спокойно, так свободно.
Подписи не было, лишь два иероглифа: «Можно ждать». Это был след руки мастера, чьё искусство считалось утраченным, того самого, кто владел кистью, подобной «золотому ножу», способному вырезать облака и рассечь железо.
Слёзы, не пролитые много лет назад, наконец упали. Он уже никогда не узнает, какой была эта история, но понял: она принадлежала им, тем двоим, чьи судьбы остались по ту сторону времени. Ему не дано было ни прикоснуться к ней, ни стать её частью, ни даже издали наблюдать.
В тот миг пятнадцатилетний наследник впервые осознал: даже если человеку суждено стать императором и властвовать над Поднебесной, есть бессилие, что рождается из самого пространства и времени, и ничем его не преодолеть.
Его задумчивость прервал голос:
— Ваше Высочество, здесь ещё не прибрано, стоять внутри долго нехорошо.
Он поспешно стёр слёзы, и голос, ломавшийся от юности, прозвучал раздражённо:
— Кто позволил вам войти?
— Ваш слуга не смел тревожить, — неуверенно ответили из-за двери. — Но малый цзюньван давно не виделся с Вашим Высочеством, всё плачет и требует вас. Мы не смогли его успокоить.
Юноша свернул свиток и взял его в руки:
— Понял.
Он вышел из павильона. Весенний свет ласкал лицо, и выражение его вновь стало спокойным. У подножия лестницы стоял мальчик в пёстром шёлковом одеянии, тревожный и обиженный. Юноша улыбнулся:
— А-Чэнь, что случилось?
Ребёнок с тонкими, словно нарисованными чертами, схватил его за руку:
— Шестой дядя, здесь страшно. А-Чэнь боится.
Юноша кивнул, мягко ответив:
— Шестой дядя отведёт тебя. Пойдём к дедушке.
Один из евнухов, стоявших рядом, засмеялся:
— Ваше Высочество, что это с вами сегодня? Свиток-то вы свернули наоборот, не бывает, чтобы лик бодхисаттвы был обращён наружу. Позвольте, я понесу.
Юноша усмехнулся:
— Не твоё дело.
Он держал в руках единственное свидетельство того, что эта история действительно была, и пошёл обратно той же дорогой.
Проходя мимо знакомого места, вдруг вспомнил, как когда-то здесь рос куст леспедецы, изящного осеннего цветка, побеждающего красотой и мягкостью. Его гибкие ветви, тихие лепестки и скрытые острые шипы однажды зацепили его одежду и тогда же невольно ранили.
Спасибо за прекрасный качественный перевод! Прекрасный слог, подробное описание традиций, цитаты китайских поэтов – все это дарит ощущение полного погружения в эпоху древнего Китая.