Холодные пальцы наследного принца скользнули по шее Сюя. Тот не ожидал столь внезапного прикосновения, поспешно отшатнулся, а опомнившись, низко поклонился и сказал:
— Вина моя, простите.
Динцюань отдёрнул руку и чуть улыбнулся:
— Вот теперь я верю, что и господин Сюй, всего лишь человек. Иначе я бы не осмелился приблизиться.
Сюй Чанпин содрогнулся; лишь теперь он заметил, что пот, струящийся слоями, давно уже пропитал ворот его одежды.
Небо мало-помалу темнело. Из глубины дворца донёсся звон колокола — протяжный, уходящий в тишину… Это был знак: ворота вот-вот сомкнутся.
Динцюань с лёгкой улыбкой сказал:
— Если впредь у меня возникнут сомнения, надеюсь, господин Сюй не откажется наставить меня. Но ныне уж вечер близок… я не смею удерживать тебя за трапезой. Скажи, чем ты добрался сюда?
Сюй Чанпин ответил:
— Я приехал верхом.
Динцюань вновь улыбнулся:
— Тогда я велю подать повозку и отправить тебя.
Но Сюй Чанпин почтительно возразил:
— Да не сочтёт ваше высочество, будто я не ценю милость… лишь если поеду так, это привлечёт лишние взгляды.
Динцюань не стал настаивать. Он сам проводил его до Черепашьей головы перед чертогом, и, замерев меж створок, долго вглядывался вслед, пока фигура не растворилась во мраке. Лишь тогда он неторопливо вернулся внутрь.
Позвав ближайшего доверенного, он повелел:
— Передай эту записку господину Чжану, писцу из канцелярии. Пусть тщательно исследует происхождение и службу новых чиновников, назначенных в управление наставников и городское ведомство. А также — этого нового служителя из управления наставников: откуда он родом, кто в его семье, где он обитает в столице, какие дела вершил, с кем встречался… Всё разузнать подробно. И никого не ставить в известность.
Когда доверенный слуга один за другим принял повеления и удалился, Динцюань лишь тогда медленно опустился на сиденье. Провёл ладонью по лбу, протянул руку к чаше с чаем… Но молочная пена давно осела, и остался лишь холодный, прозрачный настой, зеленовато-синий в глубине.
На стенках чёрной чаши «тяньму» поблёскивали капли небесной глазури — глубокие, как ночное небо. Две-три тёмные точки, словно мхи, сливались в кружево, напоминая зловещие, мерцающие во мраке глаза демонов.
Тревога терзала его сердце. Под этими взглядами, что будто пронизывали меж бровей, он сделал два глотка холодного чая… и вдруг по коже пробежала судорога, волосы на голове встали дыбом. Вскочив, он метнул чашу оземь.
Рука потянулась к столу и уже свечи, письменные принадлежности, книги, всё было сметено долу… Только тогда в душе его стало немного тише.
Коучжу и Абао, услышав гулкий звон и треск, поспешили вбежать. Перед их глазами — наследный принц, порезавший руку, среди разбросанных вещей, уже шагавший к дверям. Увидев их, он лишь спокойно произнёс:
— Приберитесь… будет лучше.
В покоях уже разлилась мягкая ночная тьма. Половина луны выплыла из-за облаков, хоть и не полнолуние, но свет её был ясен и прелестен. Вдруг поднялся восточный ветер, и во дворе вспорхнули ароматы цветов и трав, расходясь медленными волнами, словно рябь на воде… вместе с лунным сиянием они влажно касались подола его одежды.
Динцюань постоял в тишине посреди двора, выдохнул, словно снимая тяжесть, и повелел:
— Подайте ужин в беседку над водой, в заднем саду.
Редко в последние годы рождалось у него подобное желание. Евнухи поспешно отозвались и побежали докладывать управляющему Чжоу У, который суетливо принялся за приготовления. Чжоу У вскоре сам явился спросить:
— Не желает ли его высочество позвать сюда и наложниц, чтобы составили компанию?
Он всегда находил удовольствие играть сватом, в любое время и в любом месте, не только под луной. Но на этот раз Динцюань опешил на миг, лишь потом понял, о чём речь… и с отвращением отмахнулся:
— Лишнее.
Чжоу У привык к отказам и не принял их близко к сердцу. Он поднял фонарь, лично повёл наследного принца. Водный павильон был уже приготовлен: посреди стоял накрытый стол, вокруг — юные слуги с фонарями, служанки со свечами, и кругом сияло, как при белом дне. Тогда Чжоу У понял: их уши вскоре окажутся под испытанием.
И верно, Динцюань нахмурился:
— Весна зовёт к прогулке, а вы при луне зажгли столько огней… Это же губит весь облик ночи. Удивительно, как у вас хватает тщания на такую нелепость.
Пришлось поспешно разогнать весь люд, велев им отойти подальше и караулить издали.
Ему был нужен именно такой человек. И сам он ясно понимал: именно такой — проницательный, близкий, умеющий хранить тайну, и при том облачённый в безупречное звание.
Как тот справедливо сказал: дела государя уже иссякли, и спрятать лук — лишь вопрос времени; указ о перемещении наследника из дворца рано или поздно будет издан. Теперь, когда управление наставников обновлено, если он не изберёт из новых лиц кого-то по-настоящему преданного и близкого, то в будущем связи между Восточным дворцом и сановниками неизбежно окажутся затруднены.
Речь его безукоризненна. Появление — своевременно. Хитрость — безупречна. Положение — подходящее как нельзя лучше.
И именно потому, что всё это так безупречно, — рождался страх.
Сегодня он явился в официальном облачении. И то было естественно: ведь он числился человеком из Чжанфу, чин его невысок, и, если бы он пришёл в простом платье, это вызвало бы лишь подозрение. Вероятно, и верхом он прибыл по той же причине.
Он не просил себе чинов и титулов, напротив, желал показать: нынешние милости и богатые дары не склонят его к измене, он не предастся в иные руки. Он знал, что наследный принц понимает его тонкость и потому вовсе не скрывал этой тонкости, напротив, выставлял её напоказ.
