В этот момент Дао-гун вернулся, весь в тревоге. Он наклонился и что-то тихо сказал на ухо императору. Даже в темноте было видно, как лицо Юйсяо резко изменилось…
— Ты останься здесь.
По знаку Дао-гунгу император быстро направился к главному залу. Фэйянь почувствовала тревогу — что-то случилось. Не раздумывая, она пошла следом. Главный зал был столь же запущен, как и остальной павильон, хотя здесь всё же было немного чище: пыль выметена, пол отчищен, словно недавно кто-то старательно привёл всё в порядок.
Император ворвался в полутёмный коридор и стремительно зашагал в сторону опочивальни.
(Кто это плачет?..) — подумала Фэйянь.
Из-за двери доносился женский всхлип — пронзительный, полный отчаяния и боли.
— Это я силой увёл её… Это я над ней надругался! Она ни в чём не виновата!
Говорил юноша. Нет, мужчинам путь в запретный дворец заказан. Значит — евнух.
— Мы даже не были знакомы до этого. Она просто оказалась рядом … и я воспользовался её беспомощностью.
— Это правда, У гуйжэнь? — прозвучал холодный голос императора, когда он вошёл в комнату. Фэйянь остановилась у дверей.
— Я виноват, Ваше Величество, — проговорил евнух. — Накажите только меня, умоляю. Не губите гуйжэнь…
— Молчи, — резко оборвал император. — Я не тебя спрашиваю.
С этими словами рыдания тут же стихли.
— Отвечай, У гуйжэнь. Он говорит правду?
— …Нет, — её голос едва был слышен, словно последнее дыхание.
— Тебя не принуждали? Он не применял силу?
— …Нет.
— Врёт! Я заставил её! Она пыталась сопротивляться!..
— Довольно, Шиин, — прервала она. — Не унижай меня этой ложью.
Евнух замолк.
— Я не была изнасилована, — твёрдо сказала она.
— Значит, вы оба… по согласию?
— Да.
Фэйянь затаила дыхание. У гуйжэнь — фаворитка из знатного рода, племянница Великой императрицы-матери. И она… вступила в связь с евнухом? Это преступление против трона. Если бы речь шла о простой служанке, император, быть может, махнул бы рукой. Но не в этом случае.
Этот скандал грозил перевернуть всю расстановку сил в гареме и затронуть даже придворные кланы.
— Я готов принять любое наказание, даже смертный приговор! — вскрикнул Шиин, падая на колени. — Только пощадите её! Всё это моя вина, это я совратил её… обманул… нарушил законы… пожалуйста… пощадите!
Он с силой бился лбом о пол, умоляя.
— Я один виновен! Только я! Прошу… умоляю…
— Оправдания оставь для дознавателей из Управления дворцовой полиции. Кстати, прибавь к своим преступлениям ещё и дерзость, — отрезал император. — Дао-гун, передай его стражникам.
Шиина немедленно увели. Ему было всего лет шестнадцать, лицо — нежное, чистое, по-детски красивое. Его отчаянные крики, полный боли голос разрывали тишину павильона.
— Всё это моя вина! Она невиновна!..
Император вышел из опочивальни, за ним — Дао-гун с фонарём. Лицо повелителя оставалось спокойным, ни единой морщины, ни тени гнева.
— А ты, Ли ваньи, нарушила приказ. Это тоже преступление.
Он притянул Фэйянь к себе, обняв за талию. За ласковой улыбкой чувствовалась какая-то тревожная глубина.
— Вы, должно быть, устали, Ваше Величество. Позвольте вам отдохнуть в Си-жун-дянь.
— Хорошо. Я хочу немного тепла… твоего тепла.
Фэйянь не сказала ни слова о том, что только что произошло. Легла рядом, будто ничего не было. Она прекрасно понимала — сердце императора не прочтёшь, а одна неосторожная фраза может стоить слишком дорого.
(У гуйжэнь… действительно любит этого евнуха…)
Ведь она могла бы сказать, что её принудили, что была жертвой. Это, может быть, и не спасло бы её, но стало бы хоть каким-то щитом. Но она выбрала правду — и тем самым подписала себе приговор.
Через несколько дней Фэйянь отправилась к У гуйжэнь в павильон Тунцзин.
Теперь, когда она сама принадлежала к числу наложниц, У гуйжэнь не имела права отказать ей в приёме. Фэйянь велела всем слугам отойти.
— Пришла насмехаться?
У гуйжэнь встретила её злым, испепеляющим взглядом. Глаза опухли от слёз, пудра не смогла это скрыть.
— Вот теперь ты, наверное, ликуешь. Ты — вознесённая наложница, я же… меня отправят в прачечную. Это ещё по-божески. За связь с евнухом меня вполне могут казнить. И это будет заслуженно.
— Ты уже рассказала об этом семье?
— Рассказать? Что? Что я нарушила клятву и спала с евнухом? Что мне грозит смерть? Попросить папеньку спасти свою безмозглую дочь?
— Ты — племянница Великой императрицы-матери. Разве клан У не поможет?
— Ты плохо знаешь моего отца. Он хладнокровен до предела, — с горькой усмешкой У гуйжэнь обмахнулась шёлковым веером.
— Если он узнает, — продолжила она, — что я совершила преступление, он не станет ждать, пока меня накажет император. Он сам отправит мне отравленные пирожные. Сделает вид, что заботится. Это и есть его милосердие.
Ликвидировав «проблему», он защитит семью. Мёртвые не говорят.
— Даже Великая императрица-мать не заступится?
— Если бы я была любимицей императора — может быть. Но… я ни разу не была к нему призвана. Шумно вошла во дворец, но даже не увидела света у его ложа. Такая племянница ей ни к чему.
Великая императрица-мать всю жизнь держалась в тени. Её осторожность сделала её тем, кем она стала. И ради одной неудавшейся племянницы она не станет рисковать своим положением.
— Как бы меня ни наказали… я не пойду в прачечную. Шиина всё равно казнят. И если он умрёт — у меня не останется ни одного повода жить.
Она собиралась покончить с собой. И Фэйянь знала это заранее.
В последние дни Фэйянь всё чаще переодевалась в евнуха Су Янь и, не вызывая подозрений, сновала между передним двором и задними покоями дворца.
Она старалась предугадать, как отреагируют клан У и Великая императрица-мать на произошедшее. Ради этого Фэйянь тайно расспрашивала придворных и евнухов о характере главы рода У, изучала поступки и манеру поведения императрицы-матери в прошлом. Её вывод был однозначен: ни одна из сторон не станет заступаться за У гуйжэнь. Именно поэтому она и отправилась к ней в павильон Тунцзин — сейчас был самый подходящий момент протянуть руку помощи тем, кого все отвернулись.
— Не стоит впадать в отчаяние, — мягко сказала Фэйянь. — Возможно, я смогу хоть немного тебе помочь.
— Ты?.. Хочешь мне помочь? — У гуйжэнь резко нахмурилась от удивления. — Почему? Это же идеальная возможность добить меня, разве нет?
— Если ты покинешь гарем, У с лёгкостью отправят сюда другую дочь. И, вполне возможно, она окажется гораздо опаснее тебя. Мне это совсем не по душе.
— Ты, похоже, хорошо изучила клан У.
Фэйянь не стала отвечать. Лишь чуть приподняла уголки губ.
— Скажу прямо, — продолжила она, — я хочу тебя использовать.
— Использовать?.. Да разве я теперь на что-то годна?
— Ты — дочь клана У. В дворце достаточно женщин из вашей семьи. Есть и те, кто служит в Управлении церемоний. Я хочу, чтобы одна из них мне помогла.
Фэйянь положила на стол увесистую тетрадь.
— Здесь список евнухов из Внутреннего управления десятилетней давности. Я выясняю, кто из них жив, кто до сих пор в дворце, кто ушёл со службы и где находится. Пока что я смогла подтвердить смерть лишь нескольких, но этого недостаточно. Если заниматься этим одной, мне понадобятся годы.
— Зачем тебе всё это?
— Я ищу того, кто разрушил мою жизнь. Это всё, что я могу тебе сказать.
— Кто-то из этого списка тебе враг? Почему бы просто не попросить императора помочь? Ты же его фаворитка. Он бы распорядился — и всё стало бы ясно.
— Нет. Эту месть я должна совершить сама.
Конечно, если просить помощи у императора, всё решится быстро. Виновный будет найден, старые раны — отомщены, правда — восстановлена. Однако…
В этом и заключалась сложность. Если её враг занимает высокую должность, то расправа над ним — дело нешуточное. Влиятельные евнухи на равных ведут дела с министрами. Они обросли связями, приносят пользу государству. Просто так фаворитка, пусть даже в милости, не сможет их уничтожить.
— Если ты поможешь мне, — тихо сказала Фэйянь, — я постараюсь спасти Шиина.
— Его уже не спасти — шёпотом отозвалась У гуйжэнь, сжав дрожащими пальцами край рукава. — Император приговорит его к смерти.
— Возможно. Но если казнить Шиина прилюдно, если правда выйдет наружу… Как ты думаешь, что подумает народ? Что скажут о том, что любимую наложницу императора отбил евнух? Не будут ли они смеяться над слабостью монарха? Или испугаются, увидев, как расправляются с евнухом на глазах у всех, и начнут шептать о жестокости нового правления?
— Император не должен становиться посмешищем. Но и не должен внушать подданным страх.
— Скорее всего, Его Величество решит замять дело. Твой павильон до сих пор не опечатан. А о твоём домашнем аресте никто официально не объявлял. Разве этого недостаточно?
Фэйянь знала — если бы дело действительно передали в суд и начали действовать по протоколу, павильон был бы давно оцеплен стражей, и она бы не смогла попасть внутрь.
— Неужели… Шиин ещё жив? — сдавленно прошептала У гуйжэнь, побелев, прижав руку к губам.
— Я лично проверила в Управлении дворцовой полиции. Он в тюрьме. Пока жив, — добавила Фэйянь.
Но решение о жизни и смерти всё равно принимает император.
— Значит… у него ещё есть надежда?
— Император уже обдумывает этот вопрос.
Накануне ночью, лежа в его объятиях, Фэйянь услышала:
— Кланы У и Жун снова сцепились в придворных кругах. Всё больше раздора. Сейчас род Жун придерживается той же позиции, что и я, но если я их побалую — они быстро сядут мне на шею. Нет ли способа ослабить клан У, не усиливая Жунов?
Когда он спросил совета, Фэйянь лишь мягко улыбнулась:
— Я — женщина, ничего не смыслю в политике. Лучше посоветуйтесь с министрами.
Она чувствовала: император испытывает её — станет ли она вмешиваться в дела государства. И потому не стала давать советов, предпочтя осторожность.
— Жизнь Шиина — в твоих руках. Но если ты выберешь путь спасения, вам придётся быть разлучёнными. На пять, шесть лет минимум. И даже переписка будет под строгим контролем.
— Я не буду писать ему, — спокойно сказала У гуйжэнь. — Он… не умеет читать.
Шиин был выходцем из семьи, служившей роду У ещё со времён его прадеда. Таких слуг не учили грамоте — они зарабатывали, выступая с фокусами и акробатикой на банкетах.
— Таких, как он, в доме У всегда было много. Я даже не смотрела на них. Отец всегда повторял: слуги — это говорящие животные, не люди.
Фэйянь молча слушала. Её догадка оказалась верной.
— Я была двенадцати, когда на празднике Призрачного месяца станцевала перед всей знатью…
— Если честно, тогда я просто схалтурила. — У гуйжэнь взяла паузу, а затем с лёгкой усмешкой продолжила: — Каждый год приходилось танцевать один и тот же танец… Мне он давно осточертел. Но отец заметил мою небрежность — и не простил.
Отец У пришёл в ярость. Прямо на глазах у всех он закричал:
— Я столько сил вложил в тебя только для того, чтобы отдать тебя наследному принцу! А ты с такой неуклюжей пляской — позоришь меня на весь двор!
С самого детства её растили по высочайшим стандартам — как будущую жену наследного принца Юйсяо. Всё ради одной цели: возвысить род У.
— А я, между прочим, с детства терпеть не могла танцы. Потому что учила меня танцевать любовница отца, — голос У гуйжэнь окрасился холодной горечью.
Её мать умерла рано.
— Я говорила ей, что не хочу учиться, но она только становилась злее. Кричала, била… Отец её защищал, на меня злился. В конце концов я сбежала из дома.
Барышня из знатного дома впервые оказалась одна на шумной улице столицы, среди ярких огней и незнакомых лиц.
— Я смотрела на всё, как заворожённая. Бродила по улицам, не чуя под собой ног, пока внезапно какая-то страшная сила не схватила меня за руку и не втянула в переулок. Это был ужасный человек, похожий на чудовище. Я оцепенела от страха, даже крикнуть не могла… Только дрожала, как осиновый лист.
— И тебя спас Шиин? — тихо спросила Фэйянь.
— Да. Он всё это время шёл за мной. Попал обидчику камнем в лоб, а потом со всей силы пнул его в колено и сбросил в реку. Мы убежали и спрятались на проезжавшей мимо телеге с грузом. Так и сбежали.
— Настоящее приключение, — с лёгкой улыбкой сказала Фэйянь.
— Это было лучшее приключение в моей жизни. Шиин показал мне столицу: мы вместе ели огромный мясной баоцзы, любовались фигурками из карамели, пробрались в театр посмотреть даосскую мистерию.
После этого У гуйжэнь по настоянию Шиина вернулась домой. Её исчезновение успело поднять на уши весь особняк.
— Это я увёл барышню, — соврал Шиин, взяв всю вину на себя, чтобы уберечь её от отцовского гнева.
— Я ведь должна была сказать правду… — с горечью прошептала У гуйжэнь. — Но не смогла. Испугалась, что отец опять закричит на меня… Поэтому и солгала. Сказала, что он похитил меня. И его… избили. До полусмерти.
