Император рванул полы одежды, развернулся и вышел, оставив за собой вихрь напряжения. Дао-гун бросил быстрый взгляд — и поспешил за ним.
— …Всё. Моя жизнь окончена. Раздроблена в пыль…
Сы Юань рухнул на постель, как безжизненная кукла.
— И ведь не просто заподозрили в связи… а с такой вот… безобразной, несимпатичной, странной… женщиной… И последняя моя еда в жизни — проклятая лекарственная каша… Что за ужасный конец.
— У меня нет ни красоты, ни миловидности, ни таланта в кулинарии… Но, знаешь, я умею хулиганить. Это тоже талант.
Она наклонилась и прошептала ему план.
— И что я получу за участие?
Он прищурился. Фэйянь шепнула число.
— Плюс тридцать процентов — и мы договорились.
— Ты и правда хитёр. Но мне это нравится. Тобой легко управлять.
— Я ваш слуга, госпожа. Ради денег продам даже отца с матерью. Хотя… их у меня давно нет.
Они оба усмехнулись. В этот момент за стеной раздались торопливые шаги.
— Беда, господин Инь! Из прямого зала поступили новости…
Юный евнух ворвался и замер, увидев сцену на ложе. Щёки его вспыхнули.
— Не обращай внимания, мы всего лишь торговались. Говори, что случилось?
— Говорят… что господин Люй Сышу — мёртв.
— Что!? Шиши погиб!?
— Нет-нет! Я оговорился! Он жив, но… в тяжелейшем состоянии. Его… кто-то столкнул с лестницы. Говорят, это был Бэй Дуньсю, но он отказывается признать вину…
Такое развитие событий не стало неожиданностью. Лю Сышу давно вёл расследование о том, кто обесчестил его жену. Работая в Департаменте внутреннего надзора, он имел больше возможностей, чем прежний следователь.
А значит — он и был в опасности.
(У всех жертв был сын десяти лет… — это совпадение не могло быть случайным.)
Фэйянь вспомнила их разговор. Сышу нашёл ещё шесть дел — включая и её мать.
— Есть основания полагать, что преступление было совершено из-за глубокой ненависти к матери — сказал он негромко. — Исходя из этой версии, расследование привело нас к одному евнуху. Он был оскоплён в десять лет… и сделал это не кто иной, как его родная мать.
Он помолчал, давая словам осесть.
— Это не было наказанием по приговору. В народе подобное называли “самооскоплением”. Были такие, кто добровольно шёл на это ради власти и богатства. Но случалось и другое — когда ребёнка насильно калечили собственные родственники, не считаясь с его волей.
— Люди жаждали богатства, а бедняки мечтали о старости с пропитанием. Потому и появлялись те, кто отдавал своих детей под нож. Так сформировалась целая каста “мастеров ножа” — людей, специализировавшихся на кастрации. Стоило это шесть лянов серебра. Можно было заплатить позже — и даже самые бедные могли позволить себе относительно безопасную операцию.
— Но мастер не принимал никого без поручителя.
— Однако этот евнух родом из зажиточной семьи. Старший сын купца. Его мать точно могла позволить себе оплату. И поручителя бы нашла. Почему же она…
— Подожди, — перебила его женщина. — Он что, не у мастера прошёл операцию?
— Нет, — последовал холодный ответ. — В письменных источниках сказано: “оскоплён собственной матерью”. Это… мерзко. Не укладывается в голове.
У неё подступила тошнота. Следователь прервался, ожидая, пока она придёт в себя.
— Что побудило мать совершить такое — неизвестно. Ни объяснений, ни записей. Женщина умерла более десяти лет назад. А её сын… до сих пор служит при дворе.
— Есть ли доказательства? Свидетели?
— Ни одного. Те, кто знал что-либо — слуги в его доме, — были разосланы накануне свадьбы. Что стало с ними — неизвестно. Никто их не видел.
— Их устранили. Иначе кто-нибудь давно бы заговорил.
— Его имя — Юй Хуай. Его называют мечтой тысяч евнухов.
— Шесть лет назад он женился на знатной даме по имени Чжухун. Но многое не сходится. Времена, когда происходили преступления, совпадают с его пребыванием вне дворца. Из его особняка нередко доносились крики женщин. Дом давно прозвали «обителью призраков». Однако доказательств — ни малейших. К тому же, он евнух. Даже если кто-то и решится отомстить за Ми фужень, у него попросту нет возможности.
Следователь больше не мог сдерживаться — гнев проступил в каждом движении. Женщина мягко, но твёрдо остановила его:
— Не поддавайся эмоциям. Неосторожное слово может стоить тебе жизни. Если враг понял, что ты приближаешься к правде — он попытается избавиться от тебя.
— О, он уже пытался. Не раз. Отравления, нападения… Много шансов было. Но нет доказательств. Я служу в Департаменте внутреннего надзора, у меня немало врагов. Возможно, это он. А может, и кто-то другой.
Преступник слишком умен, он не оставляет следов. Сразиться с ним в открытую — значит проиграть.
— Вам тоже стоит быть начеку, госпожа. Скольких во дворце хоронили в безмолвии, с надписью “причина неизвестна”? Таких дел — десятки. И Юй Хуай об этом прекрасно знает.
После того как следователя сбросили с лестницы в зале прямой аудиенции, его доставили в его покои. Слуга выскользнул за дверью:
— Я уже послал за врачом Чуном. Он будет с минуты на минуту.
Женщина бросилась к ложу. То, что она увидела, было ужасно: ноги искривлены, голова разбита, кровь сочилась из ран. Каждое биение сердца вызывало у него мучительный стон.
— Чун — человек с добрым сердцем. Он не выбирает пациентов. Лечил даже Сы Юаня, и тебя вылечит. Так что держись. Прошу тебя — держись.
— Почему… вы здесь, госпожа…
— Услышав о нападении, я сразу прибежала. Сы Юань тоже здесь. Остальное расскажешь потом. Сейчас молчи. Нужно сохранить силы.
— Это… был… не Дун Сюй…
Он закашлялся кровью. Женщина поспешно вытерла ему рот.
— Я и не думала, что это он. Если бы он толкнул тебя — Юй Хуай бы достиг желаемого.
— Я не жалею… Если бы умер… я бы не сожалел. В этом мире мне больше ничего не нужно…
— Глупости. Если ты умрёшь — кто будет возжигать благовония у гробницы Ми фужень?
Следователь закрыл глаза. На губах — лёгкая, почти детская улыбка.
— Вы… удивительная. Даже к нам, кастратам… испытываете сочувствие.
— Мы все сломаны, каждый по-своему. Совершенных людей не бывает.
Она коснулась его лба — нежно, будто к лунному свету.
— Я ведь ещё не проходила твой допрос. Даже хотела узнать, как ты его ведёшь. Так что, пожалуйста — живи. До допроса — не умирай.
Он не открыл глаз, но едва заметно улыбнулся:
— Хорошо… Но я не пощажу. Готовься.
— Дун Сюя отравили, чтобы свалить на него покушение — сказала женщина, отведя Сы Юаня в пустую комнату у выхода из департамента.
— Его горло обожжено, он не может говорить, руки трясутся — ни писать, ни объяснить. Он только мотает головой. Но это нельзя признать свидетельством.
— Значит, всё было спланировано с самого начала? И история с наложницей Чже тоже?
— Украсть портрет принцессы Чуньчжэнь… Ты серьёзно думаешь, это придумал Дун Сюй? Это же смертный приговор. Все знают, как император почитает свою сестру.
Трое — Шишу, Сы Юань и Дун Сюй — были однокурсниками. Шишу окончил первым и уже в восемнадцать лет занял высокий пост. Сы Юань, третий, стал придворным шесть лет назад. А Дун Сюй, хоть и был вторым, остался в младших чинах.
Одной учёбы евнуху мало. Пробиваются наверх лишь хитрые, безжалостные и расчётливые. Дун Сюй же — слишком честный. Потому и застрял в тени.
— Кто вообще заступится за него?
— Он взял вину на себя. Сказал, что всё сделал один.
— Настоящий верный человек. Жаль, что тогда он не назвал имя заказчика…
Евнухи редко выдают друг друга. Дун Сюй — тому пример.
— Ты должна действовать. Она колеблется. Такой шанс нельзя упустить.
— Она?.. Ты имеешь в виду…
— Следователь прошептал мне: толкнула его женщина.
(Чжухун в тот день носила обед Дун Сюю в тот самый зал.)
Инцидент произошёл после полудня. Судя по всему — импульсивно. Если бы убийца готовился, ударил бы наверняка. Но следователь выжил. Он и есть доказательство.
(Вероятно, он успел узнать имя заказчика от Дун Сюя.)
Дун Сюй рассказал: это Юй Хуай велел ему украсть портрет. Если бы следователь убедил его говорить, все преступления Юй Хуая всплыли бы наружу. Но Чжухун подслушала, поняла, что мужа могут арестовать, и в панике толкнула следователя с лестницы.
Юй Хуай об этом пока не знает. Самое время нанести удар.
— Где Чжухун?! — взревел он, и слуга, словно получив плетью, рухнул на колени.
— Мне… мне нет прощения… — заикаясь, проговорил слуга, припадая к земле. — Я своими глазами видел, как госпожа вошла в княжеский дворец Хуэйчжао, но потом… потом след её пропал…
— Почему Чжухун отправилась туда? — голос его стал ледяным.
— Это по приказу госпожи Ли… Она её послала. И госпожа выглядела… очень испуганной.
— Почему ты не последовал за ней? Я же ясно приказал: следить за Чжухун неотрывно!
— В княжеском дворце вышел указ: если поймают евнуха, переступившего порог без разрешения — казнят без суда…
— Испугался? Значит, перестаёшь делать свою работу? — не дослушав, он с силой ударил слугу в грудь ногой.
— Ты что, даже не видел, как она вышла оттуда?
— В- вот именно! Это и есть самое странное… Я попытался через знакомых узнать, когда госпожа покинула дворец, но все слуги там твердят одно: никакой женщины по имени Чжухун они не видели…
— И ты… ты просто вернулся? Ты идиот. Бесполезная тварь! — он в бешенстве ударил его по плечу, а потом, когда тот рухнул на землю, с яростью вдавил каблук в его голову. Несколько раз.
— Я… я не просто так вернулся! Я оставил человека снаружи… следить за дворцом! Как только что-то случится…
Но его не слушали. Только удары. Один за другим. Как мячик для игры — пинал его ногами.
— Если с Чжухун хоть что-то случится — я вырву твои внутренности и скормлю уличным псам.
Чжухун действительно находилась во дворце князя Хуэйчжао. Ли Фэйянь, дальняя родственница княгини, воспользовалась удобным предлогом, чтобы вызвать Чжухун “прислуживать больной княгине” — на деле же просто изолировала её. И всё потому, что знала: Чжухун — ахиллесова пята Юй Хуая.
С тех пор как он впервые увидел то письмо без подписи, он боялся, что этот момент наступит. Он послал людей следить за женой. Если Ли Фэйянь начнёт мстить, первой мишенью станет вовсе не он сам, а Чжухун. Жена безоговорочно доверяла Ли Фэйянь — и легко могла оказаться в роли наживки.
Он уже давно хотел уговорить Чжухун взять отпуск и уехать из дворца. Спрятать её подальше от опасности, из поля зрения той, кто задумала месть. Надо было сделать это раньше. До того, как Ли Фэйянь успела ударить первой.
Теперь поздно сожалеть. Ли Фэйянь уже схватила козырь. Чтобы отомстить, она не остановится ни перед чем. И если нужно — разобьёт его сердце. Ударит в самое слабое место. И у неё есть на это причины.
(…Но Чжухун ни в чём не виновата.)
Слуга рассказал ему, что именно Чжухун толкнула следователя с лестницы. Но Юй Хуай знал — она не та, кто способен на убийство. Если сделала это… значит, защищала кого-то. Скорее всего, его самого.
Он никогда не открывал ей своей тёмной стороны. Всё гнилое и преступное — закопал глубоко. Если кто-то пытался рыться в прошлом — тот исчезал. Улики уничтожались. Свидетели — устранялись. Всё ради того, чтобы они с Чжухун могли жить спокойно. Но появление следователя всё испортило.
Тот хотел отомстить за покойную жену. Он был опасен. Его следовало убрать. Юй Хуай отравил Дун Сюя, чтобы сделать из него подставного убийцу. У того был мотив — его понизили в чине после дела с наложницей Чжэ. Вполне правдоподобно, что он затаил злобу. А если Дун Сюй не сможет ни говорить, ни писать — ложь станет истиной.
Такое убийство не терпит спешки. Всё должно быть просчитано: жертва, повод, крайний. Но события вышли из-под контроля.
Теперь Юй Хуай понимал: Чжухун толкнула следователя, чтобы сохранить его тайну. Наверняка, узнав всё, она была в ужасе. Он хотел бы быть рядом. Обнять. Успокоить. Но его не было. Он даже не был в столице.
(Если бы он сразу после её появления во дворце уничтожил Ли Фэйянь…)
Впервые он почувствовал тревогу ещё в ночь своей свадьбы. Лицо Ли Фэйянь показалось ему смутно знакомым. Но лишь когда он увидел её табель, понял: она знает. Она — свидетель его преступлений. Тогда она была ребёнком. Но, возможно, уже тогда возненавидела его.
Он не стал действовать. Что может сделать служанка, пусть даже с жаждой мести? Но когда узнал, что император начал звать её в покои, понял — нельзя больше медлить.
И не прогадал. Она быстро превратилась в фаворитку. Во дворце это означало одно — власть. Огромную власть. И теперь Ли Фэйянь нужно было устранить.
Он устроил кражу портрета принцессы. Организовал “призрачные происшествия”, чтобы обвинить её. Надеялся, что обвинят наложницу У в убийстве — из ревности или страха разоблачения. Но всё сорвалось.
Анонимные доносы продолжались. Первый — без следов. Второй — удалось заполучить оригинал. Бумага пахла особым порошком, который Ли Фэйянь часто использовала в экспериментах. Подозрения превратились в уверенность. Он не сомневался: именно она. Он даже устроил взрыв в библиотеке — надеясь, что она погибнет. Но она выжила. Как назло — снова.
