— Хуангуйфэй, в Яошань-гун снова случился скандал.
— Снова?
Рука Ли Цзылянь, державшая счётную книгу, остановилась; изогнутые брови чуть приподнялись.
— Сколько же раз за этот месяц Сюй Лифэй умудрилась натворить бед?
— По сведениям рабыни, уже четыре.
Главная служанка Хуангуйфэй, Хуэй Цисян, с мягкой улыбкой ответила.
— Первый раз — когда избила дворцовую служанку. Второй — из-за качелей, устроила ссору с Цай Гуйфэй. Третий — от чрезмерного голодания упала в обморок перед самой императрицей-вдовой. А теперь вот — новый переполох.
— Беспокойное дитя… И что же на сей раз?
— Слышала я: сейчас она распекает Фанжун. Мол, та испортила платье Фанъи. Поскольку Фанъи любимица Сюй Лифэй, та и взбесилась.
— Фанжун и вправду порвала платье?
— Фанжун отрицает, говорит, что не её рук дело. Но Сюй Лифэй слушать не стала, в гневе велела ей стоять на коленях.
— Под дождём?
Взгляд Цзылянь скользнул к окну. Сквозь круглое стекло виднелись умытые дождём алые цветы — лепестки унаби и сливы, тяжёлые от влаги.
— Едем в Яошань-гун. Помоги мне собраться.
Цисян послушно ответила поклоном, и уже собиралась уходить, как Цзылянь её окликнула.
— Возьми с собой недавно окрашенные шёлка: шаояо-хун, михуан, бирюзовый цинцы и цвет дикой алычи.
Спустя мгновение Ли Цзылянь, облачившись, взошла на повозку. Для наложниц такие повозки назывались хуалянь, но носилки, в которых ездит лишь Хуангуйфэй, именовались особым словом — юнлянь. Восемнадцать евнухов несли её лёгкое сиденье с навесом-зонтом. Цзылянь, покачиваясь в плавном ходе, смотрела сквозь завесу дождя на цветы и шла по дороге вдоль алых стен, высоких, как небеса.
Наконец прибыли к Яошань-гун — покоям Лифэй. Под руку с Цисян Цзылянь сошла с носилок. Красные ворота распахнулись, по цветочной плитке они прошли во внутренний двор. Перед дверью с резными наличниками раскинулся сад, где в дождевой дымке сверкали ветви цветущего персика, словно чернила и киноварь разлили по камню. На мокрых плитах стояла на коленях юная красавица.
— Приветствую Хуангуйфэй!
— Не надо поклонов. Держи над собой зонт.
Фанжун заметила приближение госпожи, хотела пасть ниц, но та остановила её и протянула зонт. Рядом, тоже под дождём, стояла её тётушка-наставница.
С лёгкой улыбкой Цзылянь прошла мимо и услышала в глубине коридора спешные шаги.
— Приветствую Хуангуйфэй!
Сюй Лифэй выбежала под навес галереи. Её грудь вздымалась, едва сдерживаемая платьем; руки, положенные на талию, чуть согнули колени в длинном поклоне. Ей было двадцать четыре — на четыре года старше Цзылянь. Красота её была пышной и дерзкой, словно ожившая пионовая фея: если сравнить с цветами — то ярко-алый.
Чуть позади, также поклонившись, стояла Фанъи — ей было всего двадцать. Опущенные ресницы скрывали игривую улыбку, в облике её чувствовалась лёгкость и задор. Цвет её красоты — золотисто-оранжевый.
— Поднимайтесь.
— Благодарим Хуангуйфэй.
Лишь когда Цзылянь позволила, обе поднялись. Во дворце действовал строгий порядок: пока вышестоящая не разрешит, поклон держать необходимо.
— Простите, что не встретила вас заранее. В такую дождливую пору никак не ждала, что вы снизойдёте.
— Прошу прощения за внезапный визит. Я только что смотрела новые окрашенные ткани — очень удались. Вот и подумала, что тебе стоит взглянуть.
— Ах, какая приятная неожиданность! Я как раз думала: хорошо бы отвлечься чем-то красивым. Когда на сердце тяжело, лучшее лекарство — любоваться прекрасным.
— Что же тебя так тяготит?
— Фанжун испортила платье моей младшей сестры. Встала бы да извинилась — и дело с концом. Но она упрямо отрицает, вот я и велела ей стоять на коленях, пока не образумится.
Во дворце старших называли сестрой, младших — младшей сестрой. Но Сюй Лифэй не удостоила Фанжун такого слова: та пользовалась расположением Цай Гуйфэй.
— Она, должно быть, из зависти. Ведь то платье сшито из западного шёлка, что пожаловал сам государь. Моя любимая одежда!
Фанъи нахмурилась, словно сетуя.
— Ваш наряд промокнет. Хуангуйфэй, пожалуйста, войдите в дом.
Лифэй повела их по галерее. В приёмной, глаза резало великолепие: вазы с узором бабочек, нефритовые бонсаи, столики с перламутровой инкрустацией, расписные ширмы, хрустальные лампы — каждая вещь стоила целое состояние и показывала любовь хозяйки к показной роскоши.
На резном ложе, где в орнаменте сидели вырезанные скворцы, Цзылянь опустилась. Служанка Лифэй поднесла чай. Белый фарфор с красной росписью, из-под крышки поднялся густой пар с ароматом персикового цветка — то был сянчжан лу, редкий сорт зелёного чая.
— Порванное платье — то самое, из весеннего алого шёлка? На пиру у ручья Фанъи носила его. Вышитые бабочки были просто изумительны.
— Да, оно самое. Я так его любила… А теперь, испорченное Фанжун, и носить больше нельзя. Как же я объяснюсь перед государём?..
— Фанжун сама разорвала его?
— Нет, будто бы велела своей служанке. Та вошла в мои покои, задела платье на вешалке. Всё видела Сюэ-эр.
Сюэ-эр, служанка Фанъи, стояла рядом. Ей было около двадцати трёх. В отличие от своей напористой госпожи, выглядела она бледной, всегда тревожной.
— Сюэ-эр, я спрашиваю тебя: ты видела, как служанка Фанжун рвала платье?
— Да… видела.
— Чем же она это сделала?
— Вот такой короткой ножичкой.
Сюэ-эр сложила руки, показывая длину клинка.
— Ты поймала её на месте и попыталась остановить?
— Конечно пыталась. Но… она вырвалась и убежала.
— Вы сообщали в Департамент дворцового надзора?
— Разумеется. Такой проступок — испортить чужую одежду — нельзя оставлять безнаказанным.
На пальцах Лифэй блестели золотые коготки; она взяла с блюда печенье двойная радость — ореховый пряник с густой молочной начинкой. Лёгкий хруст, сладкий вкус …, впрочем, для тех, кто стремился похудеть, это был враг номер один. Недавно ради стройности Лифэй питалась лишь похлёбкой из ячменя, но, похоже, вернулась к прежним привычкам.
— Думаю, Департамент дворцового надзора уже в пути. Такую служанку следует высечь восьмью десятками ударов и сослать в Прачечный двор.
Департамент дворцового надзора — ведомство, ведавшее порядком и наказаниями во дворце. Его глава – Дворцовый управитель. А Бюро по уходу за одеждой, Прачечный двор, был местом каторжного труда, где провинившиеся служанки и евнухи оставались до самой смерти.
— Дай-ка взглянуть на то платье. Может, его ещё удастся починить.
— Просьба к вам, няньня. Но боюсь, оно в таком состоянии, что не подлежит исправлению.
Сюй Лифэй кивнула служанке. Та внесла плоский поднос, на котором лежала порванная юбка.
— Ах… изодрано беспощадно, — пробормотала Ли Цзылянь.
Она подняла весенне-алую юбку. Ткань словно разорвали в ярости, резали острым ножом: разрезы чистые и ровные, но уж слишком многочисленные — сшить обратно так, чтобы вернуть прежний вид, казалось почти невозможным.
Приглядевшись, Цзылянь заметила, что в узоре разноцветных бабочек кое-где остались зацепки от нитей. Шёлк не был перерублен — значит, порча не от острого клинка. Скорее ткань зацепили чем-то острым и шероховатым: нити спутались, но не были перерезаны.
— Кроме виновной, кто ещё прикасался к этой юбке?
— Сюэ-эр, — ответила Фанъи, отставив крышку фарфоровой чашки. Её лицо выражало негодование.
— Вы сами не трогали?
— Да и в голову не пришло бы. В таком виде — страшно дотронуться, не так ли, сестрица?
— Верно. Стоило мне увидеть её — я едва не упала в обморок. Всякий раз, как взгляну, чувствую ненависть той, что распорядилась порвать платье. Даже страшно касаться.
Служанки Лифэй тоже поклялись, что не трогали вещь.
— Рука у виновной грубая. Наверно, ноготь обломился. Вот здесь, видите? Нить на вышивке зацеплена, словно её когтем поддели. Может быть, у неё мозоли на пальцах, или ногти ободраны.
Цзылянь обратилась к Цисян:
— Приведи сюда служанку Фанжун. Хочу её допросить.
Через мгновение в зал вошла промокшая девушка. Водяные капли стекали с её одежды, она низко склонилась на колени.
— Подними голову, — мягко сказала Цзылянь.
— Ты по приказу Фанжун порвала платье Фанъи, не так ли?
— Нет! Нет, это не я! Я даже не подходила к юбке! Клянусь, я её пальцем не тронула, уж тем более не рвала.
— Лжёшь. Твои действия Сюэ-эр видела своими глазами, — холодно бросила Фанъи.
Служанка, с которой текли дождевые капли, отчаянно замотала головой.
— Цисян, осмотри её руки.
Та осторожно взяла обе ладони девушки, внимательно изучила.
— Хуангуйфэй, её руки чисты, без заусенцев, ногти целы.
— Странно… у виновной должны быть грубые руки.
Цзылянь задумчиво постучала пальцами по чайному столику.
— Но ведь к юбке прикасалась и Сюэ-эр. Посмотрим её руки.
Служанка Фанъи мгновенно побледнела, попыталась спрятать ладони в рукава. Цисян, полусилой вытащив их, показала хозяйке. Девушка дрожала, как крыса в западне.
— Её руки в заусенцах. Шесть ногтей обломаны.
— Вот это странность! У обвиняемой руки гладкие, а у свидетельницы — словно у прачки. Что же это значит?
— Я… я ведь пыталась выхватить юбку у служанки Фанжун, когда увидела, что она её рвёт! Вот и зацепила нити…
— Если так, то и на разрезах от ножа должны быть следы зацепок. Но смотри: там линии чисты и ровны. Только вышивка — спутана. Выходит, ты касалась юбки до того, как её порвали? А после, уже испорченную вещь, брала в руки только, завернув в платок, чтобы ногтями не повредить? Похоже, это твоя привычка. При твоих руках, стоит дотронуться голыми пальцами до тонкого шёлка — и вышивка непременно пострадает.
— Что?! Значит… до того, как платье изрезали, Сюэ-эр уже прикасалась к нему?
Брови Фанъи изогнулись от удивления, взгляд вспыхнул.
— Сюэ-эр! Неужели это ты порвала моё платье?!
— Виновата… виновата! Прости, няньня, пощади!..
Сюэ-эр рухнула на колени, ударяясь лбом о пол.
— Когда я убирала в твоих покоях, случайно зацепила юбку пальцем и повредила вышивку. Боялась, что ты рассердишься. А тут служанка Фанжун пришла, и я решила свалить всё на неё…
— Ты намеренно разорвала платье?! Только чтобы скрыть свою вину?!
Фанъи взвизгнула так, что служанка вздрогнула.
— Невероятно! Никогда ещё я не видела такой низости! Предательница! Таких надо забить насмерть! Слуги! Немедленно!..
— Фанъи-няння, пощадите! Сохраните жизнь!..
— Мерзавка! Осмелилась обмануть госпожу и ещё умоляешь о милости?!
Сюэ-эр вцепилась в край её одежды, но та резко оттолкнула её. Уже собиралась позвать евнухов, чтобы уволочь преступницу, но Цзылянь мягким голосом остановила её:
— Успокойся. Гнев лишь губит здоровье.
— Но это не подлежит прощению!
— Да, проступок тяжёлый: повредила дорогую вещь и обманула госпожу. Если закрыть глаза, будут новые беды.
— Значит, тем более её нужно казнить! Зачем держать подле себя такую мерзкую рабыню?!
— В словах твоих есть резон. Но император не любит крови и жестокости.
Цзылянь пригубила чай и спокойно продолжила:
— Отправим Сюэ-эр в Фансянь-гун, к Цисян. У неё строгая рука, сумеет перевоспитать. А тебе я велю Управлению дворцовых дам прислать служанку получше.
И прежде чем Фанъи успела возразить, она едва заметно взглянула на Цисян, дав знак.
— Хватит о неприятном. Посмотрите лучше на новые шёлка. Не найдётся ли цвета, что подойдёт вам, сестрицы?
Цисян внесла расписную шкатулку. Служанка Лифэй сняла крышку.
— Ах… какая яркость! Словно одеяние самой богини пионов! — восхищённо вскрикнула Лифэй.
— Если нравится, непременно примерь. Шаояо-хун прекрасно подойдёт тебе.
По её слову служанка обвила вокруг талии Сюй Лифэй полотно шаояо-хун.
— Превосходно. На твоей белоснежной коже этот алый цвет горит особенно ярко. Для вышивки можно выбрать мотив — зимородков? соловьёв? или крошечных лазоревых птиц?
— Пусть будет павлин! Его роскошные перья будут достойны этого цвета.
— Прекрасная мысль. Прикажу Управлению дворцовых дам вышить павлина. А тебе, сестрица, — вот этот кусок.
Цзылянь указала на другую шкатулку. Фанъи сама сняла крышку и достала михуан — золотисто-жёлтый шёлк. Её губы дрогнули в изумлённой улыбке.
— Какое чудо! Этот цвет заставляет сердце биться быстрее! — Сшей из него платье. Пусть оно и не императорский дар, но этот живой михуан подчеркнёт твою красоту.
