Он обнял меня почти грубо, с силой. Его ладонь крепко сжала мой затылок, не оставляя мне возможности для бегства. Его поцелуй заполнил всё моё сознание — аромат вина на его губах растекался по моим мыслям, опьяняя меня.
После краткой борьбы я больше не могла ему сопротивляться.
В этот миг перед моими глазами промелькнули бесчисленные воспоминания. Каждый обрывок прошлого, каждый день, прожитый рядом с ним. Я вдруг поняла, почему тогда, узнав, что он пошёл к той демонице, я почувствовала не ярость, а горечь. Почему даже сейчас, пусть и стоя против всего мира, я всё равно выбираю быть рядом с ним.
Оказывается, к этому всегда беззаботному, ленивому и несерьёзному Сяо Иханю… я давно испытывала не только уважение. Я… любила его. Любила, сама того не осознавая.
Когда всё началось — я не знала. Может, ещё в тот день, когда он подобрал меня на улице. А может — когда я увидела его самодовольную улыбку. Или, может быть, в тот миг, когда он закрыл меня собой в том лесу, защищая от демоницы.
Неважно, когда это началось, но теперь, когда он поцеловал меня, я знала, что уже поместила этого человека в свое сердце и спрятала его в своей душе.
И тут Сяо Ихань повалил меня на кровать.
Я почувствовала его поцелуй на своей шее. Влажное и болезненное ощущение смешалось со жгучим жаром, обжигающим мою кровь. Я посмотрела поверх его головы и увидела лунный свет за окном. Я была взволнована и растеряна, но моё тело почти инстинктивно обмякло. Я знала, что должна оттолкнуть его, но в этот момент мой разум, казалось, утратил способность мыслить…
И вдруг — дзинь — с лёгким звоном что-то упало с кровати на пол.
Украшение.
Звук был таким тихим, но он был подобен утреннему звонку, разбудившему его и меня.
Сяо Ихань вздрогнул и резко повернул голову в сторону. Я тоже посмотрела. На полу лежал небольшой, старый… слишком знакомый… тот самый кулон.
Кулон той демоницы, которую мы когда-то встретили в лесу, в магической формации. Тот, который Сяо Ихань сорвал с её шеи и, как я думала, выкинул.
Он всё это время хранил его при себе.
Я долго смотрела на этот кулон, не в силах отвести глаз. Но, когда наконец обернулась, наши взгляды встретились. Сяо Ихань, всё ещё сидящий напротив, смотрел на меня с растерянностью и молчаливым оцепенением.
Я увидела себя в его тёмных глазах, в полураспахнутой рубашке, с пылающими щеками и взъерошенными волосами. Это было так двусмысленно между нами, как учителем и ученицей, что мне стало страшно.
Выражение его лица было словно меч, пронзивший моё сердце. Сожалел ли он об этом? Сожалел ли он о том, что поцеловал меня под воздействием вина? Жалел ли он демоницу, которую любил, или меня, свою ученицу? Хуже того… возможно, он был удивлён, что я не сопротивлялась.
Не в силах думать дальше, я вскочила, оттолкнула Сяо Иханя, выбежала за дверь и бросилась в свою комнату.
Это просто смешно — даже в такой момент я не знала, куда мне идти, потому что вся моя жизнь зависела от Сяо Иханя.
Я привела себя в порядок, а затем сидела всю ночь, не сомкнув глаз, глядя, как сквозь окна проникает холодный рассвет. Я, наконец, заставила себя собраться. Между мной и Сяо Иханем произошло нечто, что трудно выразить словами, но ведь он был пьян, не знал, что творил… Это могло стать оправданием. Я не хотела и не могла потерять его, поэтому я решила, что поговорю с ним как следует.
С первыми лучами солнца я подошла к его двери.
Я долго стучала, но ответа не было.
Да… наверное, он снова спустился с горы за вином…
Опустив глаза, я всё же решилась войти. Хотела просто прибрать в комнате, как делала это много лет. Но едва открыв дверь, застыла.
Комната была пуста. Не просто небрежно покинута — нет. Здесь всё было тщательно прибрано. Не было меча и его фляги с вином. На столе стояла лишь догоревшая свеча и под ней — листок бумаги.
“Твой учитель уходит и больше никогда не вернётся. Надеюсь, ты будешь беречь себя и не будешь беспокоиться обо мне”.
Каждое слово, как гвоздь, было вбито в мою грудь. Голова закружилась, всё поплыло перед глазами.
Я не знала, где он сейчас, и куда он направится в будущем. Сердце металось, как пойманная птица. Я сломя голову бросилась к горным вратам, молясь, чтобы в последний раз успеть его увидеть.
Судьба оказалась ко мне милостива.
На краю ступеней, ведущих вниз с вершины горы, стояли он и старший мастер. Сяо Ихань был с простым мешком за плечами, с флягой в руке, без меча, без облачения клана Сяньлин. Он просто спускался по ступеням шаг за шагом.
— Учитель! — я едва не сорвалась с меча, приземлилась у самого подножия лестницы и кинулась к Сяо Иханю. — Учитель!
Я протянула к нему руку, но прежде чем пальцы коснулись его одежды, меня с силой отбросило назад. Защитный барьер, невидимый и неумолимый, отбросил меня прочь. Я с грохотом ударилась о каменную ступень, скатилась вниз по лестнице, перекувырнувшись несколько раз. Тело разрывала боль, словно, кости треснули. Но я всё равно поднялась, шатаясь и задыхаясь, и вновь кинулась вперёд.
И только тогда меня остановил старший мастер.
Я подняла голову. Он стоял седовласый, хрупкий, как будто согнувшийся под тяжестью лет. Наставник покачал головой, в голосе его звучала безысходность:
— Он решил уйти. Не терзай себя, дитя.
Сквозь слёзы я снова обернулась. Внизу по ступеням спокойно и непринуждённо спускался Сяо Ихань. Его походка была лёгкой, как будто он вовсе не сбегал, а уходил прогуляться.
Он уходил без оглядки. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Словно прожитые годы на вершине горы Сяньлин были для него всего лишь ветром, пролетевшим мимо.
Я упала на колени прямо на каменные ступени и, сбиваясь, прокричала:
— Учитель! Я пойду с тобой… куда бы ты ни шёл, я последую за тобой! — Я карабкалась вниз, к нему, коленями царапаясь о камень. — Ты можешь делать со мной всё, что хочешь… только, пожалуйста, не оставляй меня!
Мой хриплый, сорвавшийся голос разносился эхом по узкой горной тропе, словно призрак:
— Не покидай меня.
Но даже когда мои глаза уже не могли видеть от слёз, боли и отчаяния, я так и не дождалась, чтобы он хоть раз обернулся.
Он просто исчез из виду.
С тех пор восемьдесят лет прошло. Восемьдесят долгих лет.
Я осталась одна в пустых горах, совсем одна. Я взрастила бессмертное тело и разум, свободный от чувств.
