Сяо Хуань ушёл из жизни зимой второго года Дэсиня.
После девятнадцатого года Дэю империя продолжала процветать, и лишь на двадцать восьмом году, осенью, в походном дворце Сяо Хуань, просматривая донесения, вдруг захлебнулся кровью, что брызнула на свиток с доносом о самовольной казни полководца, совершённой наместником Ляодуна Лю Шианем.
Цанцан, сидевшая рядом, видела, как он прикрыл рот рукой, но алая кровь всё равно стекала по его побелевшим пальцам, капала на белую бумагу, расплываясь пятнами на строках.
Как десять лет назад он наказал Ци Чэнляна, так теперь покарал и Лю Шианя, того, кого сам возвысил. Но, присутствуя на казни, когда голову Лю Шианя выставили на позор, Сяо Хуань вновь закашлялся кровью и рухнул в объятия Сяо Цяньцина.
В спешке наследник, Сяо Лянь, впервые взял на себя управление страной, слушая доклады и решая дела.
Многолетние труды истощили и без того больное тело. Весной двадцать девятого года, когда болезнь немного отступила, Сяо Хуань в последний раз появился в Чяньцине в Зале Величайшего Спокойствия, где обнародовал указ о передаче трона наследнику. С того дня он удалился в загородный дворец Дайюй, больше не вмешиваясь в дела государства.
Последние три года жизни он провёл там, рядом с Цанцан, которая тоже отдалилась от мира.
Правление Сяо Ляня началось нелегко: бедствия, мятежи на границах. Юный император, едва достигший совершеннолетия, был вынужден нести тяжесть, не меньшую, чем когда-то его отец. Даже при поддержке дяди и первого министра путь его был тернист.
Поначалу Сяо Хуань ещё наставлял сына, как прежде, но однажды, когда Лянь, как обычно, привёз в Дайюй целую стопку докладов, прося совета, отец, сидя на ложе, терпеливо разбирал бумаги до глубокой ночи. Когда сын, просветлённый объяснениями, поднялся, чтобы откланяться, ответа не последовало. Он обернулся и увидел, что отец, побледнев, без сознания опустился на подушки.
В панике Сяо Лянь подхватил его, зовя лекарей, и только тогда он понял, почему Ли Миншан так настаивал на отречении. Тело отца было уже на пределе.
С того дня Сяо Лянь стал истинным владыкой. Он перестал искать опоры в старших, уверился в собственных решениях, стал твёрдым и мудрым.
Много лет спустя, когда его правление достигло расцвета, он, вспоминая ту ночь, когда отец рухнул без чувств, невольно заплакал. Он понял, что вместе с державой отец передал ему всю свою жизнь.
Но после первого года Дэсиня силы Сяо Хуаня вновь стали угасать. Его стали одолевать внезапные обмороки: ещё мгновение назад он беседовал с Цанцан, а в следующее уже терял сознание и не приходил в себя часами. Осенью второго года эти приступы прекратились, и Цанцан, радуясь улучшению, однажды утром застала его у постели, тихо кашляющего кровью, прижимая ладонь к губам.
Каждый обморок мог стать последним, но чтобы их избежать, он вынужден был принимать ядовитое снадобье, подавлявшее болезнь. Каждый день его жизни покупался ценой боли и крови.
В тот день, обнимая его исхудавшее тело, Цанцан впервые за два года заплакала вслух. Сяо Хуань, едва улыбнувшись, беззвучно сказал:
— Цанцан, лишь бы быть рядом с тобой…
Она покачала головой, прижимая его к себе, и слёзы безмолвно катились по щекам.
Сердце, изъеденное болезнью и лекарствами, билось всё слабее. Даже Ли Миншан был бессилен. Оставалось только смотреть, как с осени до зимы он бледнеет, а кровь всё чаще окрашивает его губы.
Когда пошёл второй снег, Ли Миншан взглянул на серое небо и тихо сказал:
— Позови Ляня и Циня.
Цанцан стояла рядом под навесом галереи; мир перед глазами вдруг расплылся. Спустя миг она ответила едва слышно:
— Хорошо.
На следующий день пришли не только Сяо Лянь и Сяо Цяньцин, но и многие другие: Хунцин и Ин, недавно женившийся Ши Янь, поседевший Фэн Уфу, первый министр Чжан Чжудуань. Последней вошла Суцянь в белом, как снег.
Подняв взгляд, она улыбнулась:
— Я пришла от имени всех из Фэнлайгэ проводить господина Бая.
В её уголке глаза блеснула слеза, исчезнув в складках белого одеяния.
Цанцан ответила улыбкой:
— Хорошо. Только он слаб, не тревожьте его.
Внешний зал наполнился теплом очага, Цзяоянь принесла свежезаваренный чай. Цанцан оставила гостей и вошла в покои.
Сяо Хуань, только что перенёсший приступ, полулежал на подушках, глаза его были закрыты. Услышав шаги, он открыл их и улыбнулся:
— Кто пришёл?
— Всё те же упрямцы, — нарочно нахмурилась Цанцан. — Не оставят тебя в покое, надоели!
Он тихо рассмеялся и покачал головой:
— Что ж, ничего не поделаешь.
Цанцан подошла, села рядом, приподняла его, чтобы ему было легче говорить.
Первыми вошли Хунцин и Ин. Девушка поняла, что пришло время прощания. Она подошла и обняла его за талию:
— Брат.
Он погладил её по плечу, улыбнулся:
— Маленькая Ин.
Хунцин, держа её за руку, произнёс с усилием:
— Государь, я позабочусь о ней.
Потом вошли Ши Янь и Суцянь, за ними дети из дворца. Фэн Уфу привёл их. Янь был спокоен, Се плакал, глаза распухли, малыши жались к изголовью, сдерживая слёзы.
Сяо Хуань, задыхаясь, утешал каждого. Цанцан, боясь, что он устанет, велела Яню вывести детей.
Последними вошли Сяо Лянь и Чжан Чжудуань. Лянь был ещё в придворном одеянии, не успев переодеться. Подойдя к ложу, он опустился на колени:
— Отец-государь.
