Плащ был цвета светлого инея, из лисьего меха и шёлка, тончайшей работы, тёплый и изящный. Ли Баньлэ радостно сказала:
— Учительница, вы всё ходите в тонких одеждах и кашляете. Этот плащ я заказывала для Цзян, но ткани осталось больше, вот и велела сшить вторую вещь вам в подарок.
Сяо Юй, бывший когда-то принцем и Императором, никогда не заботился о нарядах. Во дворце его одежды занимали целые покои, а после, в скитаниях, он думал лишь о маскировке. Потому ни он, ни Ломо не замечали, что он мёрзнет.
Теперь, увидев плащ, он удивился, но и обрадовался. Ломо заметила, как взгляд его смягчился, когда он провёл рукой по ткани, и с лёгкой улыбкой поблагодарил:
— Госпожа Ли, вы слишком добры.
Ли Баньлэ засмеялась:
— Что вы, просто передаю доброе намерение. Если учительница не против, что плащ такой же, как у Цзян, значит, всё хорошо.
С этими словами она сама накинула плащ Сяо Юю на плечи. Для всех учеников Ломо была словно мать, а Сяо Юй — отец, и в этом жесте не было ни тени неловкости.
Плащ, сшитый с любовью, лёг на его плечи, и бледное лицо Сяо Юя будто озарилось мягким светом. Он поправил ворот и снова поблагодарил с улыбкой:
— Спасибо, госпожа Ли.
Он, как и Сяо Хуань, всегда любил улыбаться без особого повода. И в последние дни улыбка не сходила с его лица, но сегодня она была особенно светлой. Глаза её мягко изогнулись, в зрачках заиграли тёплые отблески, и даже Ли Баньлэ, что обычно не сводил глаз со своей красавицы из семьи Цзян, застыл, не в силах отвести взгляд.
Глава У Ушуй и вовсе округлились. Сидя напротив, она едва не потеряла дар речи и, наклонившись к Чэнь Ломо, шепнула:
— Учительница, можно я буду каждый день приносить госпоже одежду?
Чэнь Ломо взглянула на Сяо Юя. В его улыбке смешались довольство и тихая радость, — и вдруг ощутила лёгкую, почти неуловимую горечь. Пустяковое дело, а ведь они видятся ежедневно, и всё же она допустила, чтобы простая забота учеников вызвала у него такое неподдельное изумление.
Когда Ушуй и Баньлэ собрались уходить, Чэнь Ломо остановила старшую ученицу и сказала:
— Передай в секту, пусть по мерке госпожи сошьют несколько комплектов одежды, и верхней, и нижней. Плащи тоже сделайте добротные. Она любит сине‑чёрные тона, а вышивку и отделку попроще, без излишеств.
Она ведь долгие годы была и подчинённой, и супругой Сяо Юя, знала его вкусы досконально, потому говорила об этом легко.
Ушуй кивнула и лукаво подмигнула:
— Учительница, будьте к госпоже хоть немного ласковее, а то смотреть больно.
Чэнь Ломо щёлкнула её по лбу и притворно рассердилась:
— Живо ступай!
Когда она обернулась, Сяо Юй уже снял с плеч плащ и собирался аккуратно сложить его. Чэнь Ломо поспешила к нему и прижала его руку:
— Разве не холодно? Ты ведь сам говорил, что он тебе по душе. Зачем снимаешь?
Сяо Юй на миг растерялся, поднял глаза и спокойно ответил:
— Всё равно мы в доме, не так уж холодно. А плащ один, я хотел надеть его, когда выйду.
Она невольно нахмурилась. Пустяковая вещь, а он бережёт, словно сокровище.
— Я уже велела Ушуй сшить тебе ещё несколько, — холодно сказала она. — Носи, когда нужно.
Он уловил в её голосе раздражение, не понял, чем вызвал его, и только натянуто улыбнулся, тихо согласился, но плащ так и не надел.
Чэнь Ломо коснулась его руки. Она была ледяной. Ломо хотела сама накинуть на него одежду, но за годы привыкла к сдержанности, не смогла переступить через себя, лишь фыркнула и, обиженная, вышла.
Ушуй, как всегда, действовала быстро: уже на следующий день принесла целую стопку новых вещей, три плаща: фиолетовый, чёрный и белый. Она не призналась, что взяла готовые у Сюй Лая и Лю Хуайсюэ, а сказала, будто всё сшито за ночь и впредь каждый месяц будет приносить по нескольку, чтобы «великая красавица» не чувствовала себя обделённой.
Сяо Юй поблагодарил, стал менять плащи, но тот самый, снежно‑голубой, аккуратно сложил и убрал в шкаф. Видно было, что он бережёт его для особых случаев.
Чэнь Ломо, глядя на это, невольно усмехнулась. Она чувствовала себя будто главарём разбойников, что силой увёл прекрасного мужчину и теперь тщетно старается снискать его расположение.
После этой истории ученики, особенно Ушуй и Баньлэ, зачастили к Сяо Юю, принося мелкие подарки и болтая с ним обо всём.
Чэнь Ломо занималась своими делами. Она писала, читала, упражнялась в боевых приёмах, и не мешала им.
Сяо Юй, обладавший природным даром правителя и прошедший долгий путь по цзянху, рассказывал о своих странствиях так живо, что слушать его было одно удовольствие. Ученицы тянулись к нему, расспрашивали, а слово «ши-нян» звучало у них всё теплее. Он понял, что в их обращении нет насмешки, лишь искренность, и перестал смущаться.
Однажды Ушуй принесла старинный свиток‑карту. Таинственно улыбаясь, она сказала, что это план древней гробницы царства Дянь, находящейся неподалёку от главного зала. Она давно хотела туда заглянуть, но Чэнь Ломо не позволяла, мол, не ищи беды на пустом месте.
Гробница, впрочем, не была чем‑то особенным, просто внутри, по слухам, множество ловушек. Ушуй изучала чертёж ради забавы, разбирая устройство механизмов.
Сяо Юй, имевший кое‑какие познания в этом искусстве благодаря Сяо И, взглянул и невзначай подсказал пару решений. Ушуй будто прозрела.
Она и Баньлэ, любившая приключения, загорелись идеей пойти туда вместе. Раз Чэнь Ломо закрылась на медитацию, они уговорили Сяо Юя составить им компанию.
