Он давно сидел безвылазно, чувствовал себя лучше и не хотел разочаровывать девочек. К тому же он понимал: не пойдёт он, они всё равно отправятся сами. Обе владели лёгкостью и боевым искусством, но в решающие мгновения им не хватало опыта, именно поэтому когда‑то проиграли Сяо Хуаню. Если оставить их одних, могли пострадать.
Взвесив всё, он согласился и, под радостный взгляд Баньлэ, надел тот самый снежно‑голубой плащ.
О том, что происходило в гробнице, рассказывать долго не стоит. Трое двигались легко, почти не запылились, внутри оказалось пусто, лишь один общий саркофаг. Но на выходе Баньлэ случайно задела механизм. Из стен вылетела туча стрел. Они едва успели увернуться.
Сяо Юй первым проверил, целы ли ученицы, и, убедившись, что ни одна не ранена, улыбнулся:
— Хорошо, что вы невредимы. Иначе ваша учительница не пощадила бы меня.
Ушуй, отдышавшись, засмеялась:
— Мы не так уж важны. Учительница скорее пожалела бы вас, госпожа.
Он тоже улыбнулся, но в памяти всплыло: когда‑то, в пору вражды, он хотел испытать силу секты Линби, и Чэнь Ломо, считая, что «Фэйци» погиб, в гневе сказала ему: «Сяо Юй, если тронешь хоть одного из них, я заставлю тебя вкусить муки линчи и не дать умереть спокойно».
С тех пор он понял, какое место занимают ученики в её сердце, и больше не смел даже думать о подобном. Эти дети выросли у него на глазах, были чистыми и добрыми. Как он мог причинить им вред?
Теперь он лишь хотел уберечь их, чтобы Чэнь Ломо не страдала.
— Ваша учительница не любит говорить, — тихо сказал он. — Но вы для неё очень дороги.
Ушуй хотела ответить, что и сама учительница не меньше ценит госпожу, но вспомнила, как тогда, на краю пропасти, Чэнь Ломо, держа бездыханного Сяо Юя, выглядела так, будто вместе с ним уходит и её душа. А когда он очнулся, она снова стала холодна.
Она замолчала.
Они уже вышли из подземного хода, солнце ослепило глаза. Сяо Юй шёл позади, прикрывая их. Девушки не придали этому значения. Вдруг он остановился и опёрся рукой о ствол дерева. Пот с висков блеснул на солнце и скатился вниз.
Ушуй и Баньлэ обернулись. Он едва держался на ногах, губы посинели, но он всё ещё пытался улыбнуться.
— Кажется, я совсем ослаб… Простите, запятнал вашу одежду… — прошептал он, закашлявшись.
Девушки бросились к нему и увидели, что в его плечо вонзился бронзовый дротик. Вокруг раны расползалось тёмно‑фиолетовое пятно. Это был яд. Снежно‑голубой плащ пропитался кровью.
Баньлэ вспомнила, как когда сработал механизм, она растерялась, и Сяо Юй заслонил её, оттолкнув в сторону. Значит, тогда и получил рану. Глаза её наполнились слезами.
Ушуй побелела, быстро ударила по нескольким точкам вокруг раны, затем, собрав внутреннюю силу, подняла его на руки и, применив лёгкость, понесла к их уединённому дому.
Они не теряли ни мгновения, но, когда добрались и уложили Сяо Юя на постель, кровь всё ещё сочилась, губы его стали почти чёрными. Яд уже проник в меридианы.
Ушуй заранее подала сигнал флейтой, вызывая Цинху. Держа ладонь на его шее, она побледнела ещё сильнее и прошептала:
— Всё из‑за меня… Не стоило звать госпожу…
Чэнь Ломо, услышав шум, вышла из внутренней комнаты и застала последние слова. Увидев, кто лежит на кровати, она побледнела, бросилась к нему, приложила ладонь к даньтяню и влила чистую внутреннюю силу, защищая сердце.
Гнев и страх смешались в ней, голос сорвался:
— Кто позволил вам так безрассудно поступать?!
Ученицы застыли. За десять лет они не видели её такой. Даже бесстрашная Ушуй растерялась:
— Не вините госпожу… это я…
Сяо Юй уже почти не различал звуков, всё плыло перед глазами. Услышав, как она ругает девочек, он с трудом выдохнул:
— Не их вина…
Чэнь Ломо, уловив его слабый голос, вспыхнула ещё сильнее:
— Сяо Юй, я знаю тебя столько лет. Неужели не понимаю, кто ты есть? Как мог не увернуться от такой мелочи? Скажи, ты нарочно поранился, чтобы вызвать жалость?!
Слова были острыми, как нож. Даже сквозь туман сознания он услышал каждое из них. Хотел возразить, но губы лишь беззвучно шевельнулись. Его силы уходили. Он понимал, яд поражает нервы, и, быть может, это конец.
Собрав остаток дыхания, он едва заметно улыбнулся и прошептал:
— Прости… я правда не успел…
После этих слов глаза его потускнели, а тело обмякло.
Ошеломлённая Баньлэ вдруг разрыдалась громко, без удержу. Когда‑то, узнав о гибели Фэн Юаньцзяна, она сдержалась, но теперь слёзы лились без конца.
— Госпожа спасала меня! — сквозь рыдания говорила она. — Если бы не она, я бы погибла! Учительница, как вы могли быть так жестоки…
Чэнь Ломо держала его холодеющее тело, и слова девочки пронзили её, будто сотни тонких игл. Боль росла, волна за волной, лишая дыхания.
К счастью, Цинху прибыл вовремя. Он без промедления раскрыл лекарственный ящик, ввел иглы, вытянул дротик, вычистил рану, выдавил тёмную кровь. Пот струился по его лбу, но руки не дрожали.
Когда яд был выведен, она засыпала рану порошком и перевязала.
— Яд уже проник в меридианы, — сказала он, дрожащим голосом. — Теперь остаётся лишь ждать, пока лекарства вытеснят его. Когда он очнётся — не знаю.
Чэнь Ломо уложила Сяо Юя так, чтобы рана не касалась постели. Баньлэ сидела рядом, держала его за рукав и тихо всхлипывала.
— Ушуй, — сказала Чэнь Ломо, — позови господина Фэна, пусть успокоит девочку.
Ушуй вытерла глаза, кивнула, увела Баньлэ. На прощанье та, красноглазая, обернулась:
— Учительница, у нас ведь только одна госпожа…
Сяо Юй лежал без сознания. Цинху не отходил от него. Помогали ещё двое учеников из лекарственного зала.
Но, несмотря на все усилия, три дня он не приходил в себя. Дыхание слабело, тело оставалось неподвижным, лишь пальцы иногда вздрагивали от яда.
Чэнь Ломо не спала ни ночи. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней вставал тот миг, его взгляд, лишённый жизни, и улыбка, с которой он падал в бездну. Тогда, на краю пропасти, её меч пронзил его грудь, кровь залила одежду, а он всё равно улыбнулся, прежде чем рухнуть вниз.
Она знала, что раскаялась. Иначе она не бросилась бы следом, истощив половину силы, лишь бы найти внизу ту самую ледяную целебную воду, которой, возможно, вовсе не существовало.
В тот день, если бы Сяо Юй умер, умерла бы и она.
