Говорили, что Сяо Хуань отдыхает, но на деле он почти не знал покоя. Суцянь без конца курсировала между временным дворцом и Цзиньлином, перевозя архивы, а он, превзойдя самого себя, разбирал дела Фэнлайгэ.
Ли Миншан, рассерженный до того, что его борода ходила ходуном, ничего не мог поделать и вымещал досаду на новом пациенте — Сяо Цяньцине. Простая простуда обернулась для того пыткой: Ли Миншан изрешетил его тело иглами, а прописанные снадобья были горьки, как сама смерть.
Под столь ревностным присмотром Сяо Цяньцин выздоровел удивительно быстро, но стоило ему издали увидеть покачивающуюся фигуру Ли Миншана, как лицо его бледнело. Через несколько дней Ли Миншан, вздохнув, выдал разрешение на выписку, но настоял, чтобы сопровождал нас до Фэнлайгэ.
Так что, когда мы вернулись туда, за нами тянулась целая процессия: сам Ли Миншан и с десяток императорских стражников. Те, кто вне дворца называли Сяо Хуаня «главой павильона», внутри стали его личной охраной и разместились в Ишуй-юане.
Дел накопилось немало. После того как сила Цибуу, державшаяся на нижнем течении Янцзы, была разгромлена, известный шелковый торговец Вэнь Интянь поручил Фэнлайгэ доставку всех своих товаров в столицу на второе полугодие. Это стало редкой возможностью расширить перевозки по каналам, но и добавило хлопот.
Вернувшись в Ишуй-юань, Сяо Хуань сразу сел за стол и погрузился в кипу бумаг. Время текло незаметно: как и в Зале Успокоенного Сердца, он не поднимал головы, читая и подписывая документы.
Ночь сгущалась. Он наконец выпрямился, взял чашу с остывшим лекарственным чаем, поднёс к лицу, вдохнул запах и, поморщившись, поставил обратно. Только тогда заметил, что я всё это время была рядом, указал на стул напротив и улыбнулся:
— Сядь, отдохни немного.
Я придвинула стул. Пламя свечи дрожало между нами, и вдруг стало неловко. Я подняла чашу, стоявшую передо мной, вдохнула — горечь ударила в нос.
— Лекарь Ли велел тебе пить это?
Он вздохнул с безысходностью:
— Почти смертельное зелье.
Я вспомнила пилюли, покрытые сахаром, и не удержалась от смеха:
— Ты всё такой же, боишься горечи.
Он чуть удивился, а потом улыбнулся:
— Рука зажила?
Я подняла руку:
— Уже не болит, я и забыла, что там была рана.
— Вот и хорошо, — сказал он, помолчал и добавил: — Всё думал, какой вид оружия тебе подойдёт. Сегодня, кажется, нашёл. Оно должно прийтись тебе по руке, и успехи будут быстрее.
— Какое оружие? — я удивилась.
— Разве ты не просила учить тебя боевому искусству? — улыбнулся он. — «Ивовый ветер» сломан, пора выбрать новое. К тому же меч тебе не подходит.
Я рассмеялась:
— Мне всё равно, что тренировать, всё выходит наполовину.
— Не говори так, — мягко возразил он. — У каждого свой дар. Даже самый одарённый не добьётся успеха, если идёт неверной дорогой. У тебя есть способности, просто меч не в ладу с твоим характером.
— Верно, — согласилась я. — С детства не любила мечи, да и эти формулы, приёмы — сплошная мука.
Вокруг было тихо, слишком тихо. Он вдруг сказал:
— И ещё… надеюсь, ты впредь будешь помнить о долге между учителем и учеником.
Воздух застыл. На его лице не дрогнуло ни одной черты.
— Иначе мне будет неловко.
Последние слова прозвучали легко, как ветер, что едва рябит весеннюю воду, без следа.
Я сжала пальцы, вонзив ногти в ладонь, и подняла взгляд:
— Что ты хочешь этим сказать?
Он тихо улыбнулся:
— Я ведь говорил, что устал.
Голос его был ровен, без волн. В глубине глаз — неподвижная тьма.
Я глубоко вдохнула и тоже улыбнулась:
— Хорошо. С этого дня я и глава павильона будем соблюдать долг учителя и ученицы.
Я поднялась, всё ещё улыбаясь:
— Раз уж мы учитель и ученица, позволь совершить обряд ученичества.
Не дожидаясь ответа, я опустилась на колени и совершила три поклона и девять до земли.
Это был мой второй обряд. Первый — когда мне было лет восемь, отец велел поклониться будущему наставнику. Тогда я поднесла чай, поклонилась девять раз и стала последней ученицей мечника Лилу.
Теперь же, хотя я и бездарна, мой новый учитель славен по всему цзянху, не меньше прежнего.
Колени и лоб ныли, но я всё ещё улыбалась:
— Жаль, что всё поспешно, без чая. Может, ученица принесёт чашу?
Он побледнел, но улыбнулся:
— Я ведь не твой наставник по наукам, этого достаточно. Встань.
Я поднялась и поклонилась:
— Тогда позволь откланяться.
— Хорошо, — ответил он. — Завтра приходи.
Я снова поклонилась и вышла.
По правилам Фэнлайгэ, ученики должны являться к учителю до рассвета, чтобы получить наставления.
Наутро, едва занялся свет, я направилась к водному павильону.
У ворот встретила Суцянь. Она схватила меня за руку:
— Вы с господином павильона вчера поссорились?
Женщины любят слухи, но видеть холодную, гордую Суцянь, грозу воров, в роли любопытной сплетницы было странно.
— Ничего подобного, — ответила я. — Вчера я официально стала его ученицей. Мы в полном согласии.
Суцянь вздохнула:
— Тогда почему ночью у главы павильона снова открылась рана? Лекарь Ли спешил к нему.
— Правда? — я насторожилась. — Тогда должна навестить учителя.
Она посмотрела испытующе:
— Всё же что-то не так.
