Она опустила взгляд на свой живот. И впервые… впервые задумалась, что если там и правда кто-то есть?
Кто-то с его глазами, его бровями и её вспыльчивым нравом. Или с её носом, её губами и его опасной, притягательной аурой.
Странно. Она вдруг почувствовала, как сердце сжимается не страхом, а… сладким трепетом.
Ей даже пришла мысль, а может… и правда… брак — не самая ужасная идея?
Наверное, люди правы, в каждой женщине живёт тихая тень будущей матери, и ради ребёнка она готова на многое. Даже если ребёнок пока лишь возможность.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросил он, немного наклонившись.
— Может быть… выйти за тебя и правда неплохая идея.
Вместе с ним к её мечтам.
— Не пожалеешь?
— Нет. Но… в день свадьбы я не надену свадебное платье. — заявила она первое условие. После сегодняшней пытки в юбке, сковывающей движения, она чувствовала себя в ней как в ловушке.
— Хорошо.
Он тоже считал, что платье делает её смешной. Ему нравилась она настоящая — свободная, дерзкая, живая.
— И ещё. Я не собираюсь брать академический отпуск.
После десяти дней бешеной подготовки она всё-таки вытянула английский на шестьдесят одну. Значит, потенциал есть.
— Я и не хотел, чтобы ты уходила из университета. — спокойно согласился он.
— После свадьбы, если я захочу вернуться домой, ты должен отпустить.
— Хорошо.
— Не смей передумывать. — она коснулась пальцем кроваво-красного камня у его левого уха.
— Никогда.
Он поцеловал камень у её правого уха.
— Клянусь кровавым камнем, ни единого слова я не возьму назад.
Даже седым стариком он будет любить её. Его солнце…
***
Какой бывает свадьба в двадцать один год?
Наверное, безумно молодая, слегка нелепая, немного сумасшедшая.
Как минимум, когда жених и невеста вошли в зал оба в белых костюмах, весь зал одновременно застыл с круглыми глазами.
А спустя три минуты зал взорвался смехом, и смех этот не утихал больше часа.
Жених был не просто красив, он был ослепителен, почти нереален. Черты лица, тонкие, чистые, изящные, словно у мифической красавицы. Тёмные, густые, блестящие волосы ниспадали на спину свободной волной. В нём было столько притягательной тёмной энергии, что его красота становилась ещё ярче — пугающе-обаятельной.
А невеста…
Короткая стильная стрижка, чёткие линии лица, почти андрогинная лёгкость движений. Вся, как воплощение аккуратной, упрямой, уверенной в себе молодости.
И вдобавок — они оба такие высокие, такие стройные, такие необычные, что какое-то мгновение никто не мог понять: кто здесь жених, а кто невеста.
Смешно им, да?
Глядя на гостей, хохочущих без тени стеснения, Лин Хаохао раздражённо дёрнула воротничок и поправила галстук-бабочку.
— Босс, сегодня ты особенно… э-э, своеобразная. — хихикнули братья Цзинь из новостного клуба. Да, они давно подозревали, что её свадьба не будет скучной. Но чтобы настолько…
Невеста, которая не выходит под руку с отцом, и вдобавок облачена в точно такой же костюм, как у жениха, это было слишком даже для них.
Чёртовы насмешники!
Когда они будут жениться, она точно припомнит им всё.
— Эй, женщина, говорят, ты сначала залезла в автобус, а билет купила потом? — Цзинь Чжунтянь подошёл с бокалом коктейля, как всегда не к месту.
Да, плохие дела забыть трудно. Даже если очень стараешься, всё равно найдётся кто-то, кто напомнит.
— Фамилия Цзинь, это давно устаревшие новости. Сейчас вообще не в тренде. — закатила глаза Лин Хаохао.
— Устаревшие? Правда? Мне казалось, прошло всего… два месяца?
— Ааа! Босс, ты сегодня потрясающе смотришься! — в унисон воскликнули две девчонки, перебивая.
— Спасибо.
Наконец хоть кто-то говорит нормально.
— Вот уж не думала, что ты выйдешь замуж так рано. — заметила Кан Мейли, держа в руках тарелку, нагруженную едой до краёв.
— Да… но… мм, я всё равно от всей души желаю тебе счастья.
Цзи Сюаньсюань, тоже держа полную тарелку, улыбнулась. Пусть она и считала, что в брак прыгать так рано, дело рискованное, но если муж у подруги такой красивый да ещё и способный… за такого и она бы согласилась.
—Спасибо. Кстати, а где У Чжань и Ся Ши? — спросила Лин Хаохао, оглядываясь. Она до сих пор не видела этих двоих.
— По-моему, ушли в комнату отдыха, — вспомнила Кан Мэйли. У Чжань обычно любил вздремнуть, так что, скорее всего, завалился спать. А Ся Ши… он такие мероприятия терпеть не мог. Наверное, просто искал тишины.
Хаохао кивнула. И в этот момент зазвучал свадебный марш.
— Босс, кажется, тебе пора к алтарю. Симидзу Мицуми уже стоит там.
— Иди же, самая шикарная невеста! Счастья тебе!
— Сюаньсюань, Мэйли — спасибо! — Хаохао весело показала им V пальцами и поспешила к сцене…
***
Священник на возвышении смотрел на пару в одинаковых белоснежных костюмах. За сотни свадеб ему ещё не доводилось видеть что-то подобное.
— Невеста… вы точно не хотите переодеться? — в пятый раз осторожно уточнил он. Разве свадебное платье разве не мечта каждой девушки?
— Не нужно, отец.
Когда же он начнёт церемонию?!
— Священник, прошу, начинайте, — поднял взгляд Симидзу Мицуми.
— Ах… да-да!
Священник перевернул страницу Библии.
— Господин Симидзу Мицуми, согласны ли вы взять мисс Лин Хаохао в жёны, любить её, беречь, доверять ей и заботиться о ней всю жизнь?
— Согласен.
— Мисс Лин Хаохао, согласны ли вы…
— Да! Да, согласна! — не дав ему закончить, Хаохао схватила Мицуми за руку и ловко надела кольцо на его безымянный палец.
Он, ничуть не удивившись, так же спокойно надел кольцо ей. Для её темперамента то, что она продержалась до этого момента, уже было подвигом. Затем он наклонился и поцеловал их общее свидетельство — кровавый нефрит.
— Я люблю тебя. В жизни и в смерти. И никогда не пожалею.
Это было его клятвой.
— Люблю тебя. Жизнью или смертью, не пожалею, — так же поцеловав нефрит на его ухе, ответила она.
— Эм… вы можете обменяться кольцами… и жених может поцеловать… — неуверенно проговорил священник, глядя на пару, которая уже давно обменялась кольцами и вовсю целовалась.
Сегодняшняя церемония точно была не из обычных.
Но под смех гостей они получили самые искренние благословения.
***
В роскошно отремонтированной спальне белые шторы мягко колыхались от ветра.
— Ну не так же… — раздался игривый голос. — Ногу ещё чуть ниже… да, вот так. И корпус немного в сторону, а то мне будет тяжело.
Хаохао… — обычно бархатный голос Симидзу Мицуми прозвучал хрипло и обречённо.
— Ай, ну сколько раз говорила тебе, не разговаривай! Каждый раз, как открываешь рот, поза сбивается! — Лин Хаохао строго глядела поверх планшета для рисования, сидя на стуле, с угольным карандашом в руке. Она тщательно сверяла линии, не отрывая взгляда от Мицуми, который, послушно замерев, лежал на боку на кровати.
— Хаохао, я больше не хочу играть в эту скучную игру, — Симидзу Мицуми не выдержал и сел. Сегодня была их брачная ночь, и каждая минута такой ночи ценнее золота, уж точно не для того, чтобы лежать на кровати в роли её натурщика. К тому же, она ещё и прилепила ему на спину чёрные перьевые крылья.
— Ты хочешь нарушить обещание?! — она подпрыгнула, оказавшись перед ним, и возмущённо ткнула пальцем в его обнажённую грудь.
Это не нарушение. Ты просто изначально не объяснила, что именно задумала, — иначе он бы никогда на это не согласился. Он потянулся рукой назад, пытаясь стянуть с кожи приклеенные крылья.
Не трогай! — вскрикнула она и схватила его за руку, не давая сорвать перья. Эти крылья она с огромным трудом выпросила в театральном кружке, если он так дёргать будет, точно оборвёт. — Ты обманщик! Ты так уверенно согласился! Мы же договорились, что в нашу брачную ночь поза в твоей кровати будет по моему выбору! А теперь тебе, видите ли, передумалось!
— Я не… — начал он. То, на что он согласился, вообще не имело к этому отношения.
— Именно что да!
— Нет.
— Да! Если ты даже это условие не можешь выполнить, тогда, может, и все остальные твои обещания тоже пустые слова? А то ты говорил, что будешь сопровождать меня и поддерживать в том, что я хочу делать… тоже враки? — сердито бросила она. Он-то и не знает, как сильно она хотела его нарисовать. А сейчас он хочет так легко отказаться.
— Нет. Я никогда не говорил с тобой в шутку. Мои обещания настоящие. И слова — тоже.
Для неё он всегда оставлял самую честную часть себя.
— Тогда позволь мне тебя нарисовать! Это как раз и покажет, насколько ты искренен.
Очевидно, сегодня она его не отпустит, пока не дорисует. Женщины, существа беспокойные… но именно эту «беспокойность» он и не мог не любить.
— Ты уже нарисовала кучу моих набросков, — вздохнул он. Одно и то же лицо, разве ей не надоедает?
— Мало.
Рисовать его — её удовольствие. Каждый раз ей хотелось вытащить из его демонически красивых глаз что-то новое. Он не умел открыто выражать чувства, но когда всё же позволял эмоциям проявиться, это всегда было настоящим.
Он прикусил губу, взгляд чуть смягчился, явный знак капитуляции.
— Тогда… почему на этот раз — чёрные крылья?
Её замысел был странноват, абсолютно обнажённый торс, лишь бёдра прикрыты прозрачной белой тканью; его обычно аккуратные чёрные волосы она нарочно взъерошила, чтобы свободно спадали на плечи; крылья же прилепила телесным скотчем прямо к его голой спине.
— Ну пожалуйста, с чёрными крыльями ты куда больше похож на Сатану. — Она снова приблизилась и поправила детали его образа. — А теперь — не двигаться. И не разговаривать.
Она строго посмотрела на него, вернулась к стулу, взяла уголь и начала рисовать.
Сначала — его фигура: идеальная, крепкая, с безупречной линией плеч. Потом, черты лица: густые брови, прямой нос, тонкие губы, узкие, пронзительные глаза. Он говорил, что её глаза красивы, что они его заворожили. Но и его взгляд разве не завораживал? Красивый, спокойный… чёрные, будто отполированные ониксы, иногда вспыхивающие движением эмоций, только из-за неё.
И его длинные чёрные волосы, гладкие, блестящие, с особым, принадлежащим только ему сиянием… Она так сильно любила его. Не только его внешность, его любовь к ней. Её жизнь обрела краски лишь рядом с ним. Без него, как бы ни была ярка судьба, смысла не было бы вовсе.
Она смотрела на него глубоко, сосредоточенно. Она будет рисовать его всегда, пока сама не постареет, пока не ослабеют руки; пока они вдвоём не закроют глаза навеки… с улыбкой.
Любовь, оказывается, действительно может быть такой долгой.
***
— Не двигайся. Ещё чуть-чуть — пара штрихов, и всё», — в тихий полуденный час Лин Хаохао сидела в саду под огромным баньяном, рисуя Мицуми, который, прислонившись к стволу, терпеливо позировал.
Наконец она добавила последние линии, закрыла альбом и, отложив его на траву, подошла к нему. Лениво, как кошка, устроилась у него на руках.
— Всё так же любишь рисовать? — спросил он, мягко обнимая её за талию.
— Угу.
Она рисует уже десять лет и каждый раз чувствует себя так же, как тогда, когда впервые нарисовала его. Все эти годы он неизменно сдерживал своё обещание: ежегодно находил время, чтобы путешествовать с ней по миру, а она снова и снова рисовала его, в разных местах, в разном свете, но всегда одного и того же, её единственного.
— Почему ты ни разу не попыталась перевести свои наброски в масло? — в его голосе прозвучало искреннее любопытство. — У масла куда дольше срок жизни. А ты за десять лет сделала только мои графитные портреты.
— Это слишком долго и кропотливо, — она улыбнулась. — А карандаш — быстрый. Так я могу успеть нарисовать как можно больше разных-твоих-одинаковых. А когда мы станем совсем-совсем старыми, я смогу пересмотреть каждую работу, по одной, и пересчитать твою любовь ко мне.
Каждый её рисунок она хранила бережно, как маленькое свидетельство их общей истории.
Он посмотрел на неё и понял, насколько глубока её любовь.
— Хао Хао… ты — моё солнце, — сказал он. — Моё солнце на всю жизнь.
— Я знаю, — тихо ответила она. — А ты — мой Сатана. Мой вечный принц Сатана».
И под солнечным светом её губы коснулись его…
— Конец —
