Жилище господина Мэйшань было небольшим, изящным, с редкой красотой пейзажей. Синь Мэй, выпив чашку чая в зале, тут же заскучала и отправилась бродить, оставив двух мужчин. Один был молчаливым и холодным, а другой тревожным и неловким.
— Генерал, по-по… пожалуйте чаю… — с дрожью в руках он поднёс чашку, половина напитка выплеснулась на стол.
— Генерал, прошу… прошу отведать сладостей, — подал он тарелку с кедровыми сладостями, и добрая половина конфет высыпалась на пол.
Лу Цяньцяо пригубил глоток и тихо заметил:
— Похоже, ты меня боишься?
— Не… не то чтобы… — Господин Мэйшань смутился и потупился. На деле он просто не знал, как вести себя рядом с представителем народа, что одинаково силён и в поединке, и в битве против многих, таким, кто одним ударом мог бы стереть его в пыль.
— Говорят, тебе известно всё: и в небесах, и под землёй. Я пришёл спросить…
— З-знаю, знаю! — закивал господин Мэйшань. — Генералу любопытно, как тем из клана призрачных воинов, в чьей крови смешалось человеческое, пережить обряд преображения в двадцать пять лет. Я могу послать воронёнка на разведку, он с этим справится.
У воронёнка, прозванного зазорным третьим глазом, подобные дела не вызывали особых затруднений.
— Впрочем… дело несложное, но… э-э… У нас принято не брать золота и жемчуга. Если генерал сумеет превзойти меня в винопитии, тогда уж…
О вознаграждении он заикался, украдкой наблюдая за лицом Лу Цяньцяо. Увидев, как тот нахмурился и потянулся к пазухе, Мэйшань испугался, задрожал и замахал руками:
— Не надо! Не хочу! Такую малость, какой уж платёж!
Лу Цяньцяо бросил на него взгляд, убрал руку и сказал:
— Я и не силён в вине. Но, говорят, ты страстен в этом, потому и думал предложить тебе в награду рецепт древнего жертвенного вина, коим почитали богов в моём роду. Но…
Он улыбнулся, глядя на его робость:
— Раз не берёшь, значит, спасибо.
Вот оно, возмездие! За свою трусость он и расплачивается!
С горькими слезами господин Мэйшань вышел из зала — сердце надо было как-то склеить. И тут, проходя мимо кухни, он услышал радостные возгласы и смех духов-служанок в белых одеждах и красных юбках. Заинтересовавшись, он подошёл ближе… и замер: Синь Мэй стояла у разделочного стола и орудовала ножом. Огромный кухонный прибор в её руках казался тонким ивовым листком. Он сверкал холодным светом, и в считанные мгновения овощи превращались то в тончайшую соломку, то в ровные кружки, и целые горки аккуратно легли на тарелки.
Это было колдовское мастерство!
Господин Мэйшань задрожал всем телом и, пробравшись в первый ряд, захлопал от души. Она, вытирая руки, улыбнулась и спросила:
— Господин Мэйшань, говорят, бессмертные не едят мяса, потому я приготовила лишь постные блюда. Что любите?
— Е-е… ем… тофу… — дрожащим голосом ответил он.
Она кивнула, вынула из таза белый брусок, прикинула тесаком и, решив, что не годится, взяла из рук помощницы тонкий нож, лёгкий, словно крыло цикады. Она с улыбкой сказала:
— Тогда я вырежу из тофу фигурку господина Мэйшань, а потом приготовим её на пару.
Господин Мэйшань зарыдал от умиления.
Так и случилось. К ужину на стол подали «тофу-Мэйшань» на пару. Синь Мэй безжалостно отломила ему голову и, положив в его миску, мягко сказала:
— Вот ваша голова, господин. Съешьте её первым делом.
Он никогда ещё не пробовал столь изысканного и мучительно-сладкого ужина. Не успел Мэйшань оглянуться, как объелся и теперь, сжимая живот, похожий на мяч, только стонал.
Синь Мэй нахмурилась:
— Господин Мэйшань, у вас живот словно набит шаром, лучше прилягте.
Но он не хотел уходить. Дождавшись, когда Лу Цяньцяо опустил глаза в суп, он, собравшись с храбростью, протянул руку, надеясь коснуться белоснежной ладони Синь Мэй, и, отыскав в душе нежные слова, хотел восхититься её чудесной кулинарией и поблагодарить за то, что она тогда несла его на руках.
Едва его пальцы двинулись, Лу Цяньцяо поставил миску и поднял на него взгляд.
Он поспешно отдёрнул руку и, опустив голову, уныло принялся теребить край рукава.
Слуги в белых одеждах и красных юбках вошли прибирать со стола. Завидев господина Мэйшаня, который сидел, обхватив раздутый живот и глядя в пустоту, они не удержались от смешков. Господин Мэйшань покраснел и гневно зыркнул на них:
— Ни капли приличия! Быстро убрали и вон отсюда!
Духи состроили рожицы, но живо подняли посуду и направились к выходу. Вдруг одна из них споткнулась о порог, и капля супа упала на её алую юбку. В ту же секунду ткань обернулась тонкой белой бумагой, и на пол плавно опустилась маленькая фигурка из бумаги, с пятном бульона на груди.
Синь Мэй ахнула.
Господин Мэйшань замахал руками:
— Ничего страшного! Все эти духи сотворены искусством оживлённой бумаги.
Он, тяжело переваливаясь, подошёл и поднял бумажного человечка. Стоило бросить его на пол, как тот снова обратился в проворного духа в белом и красном, который, подмигнув Синь Мэй, схватил поднос и весело выбежал прочь.
Синь Мэй с жалостью глядела на господина Мэйшань, весь в поту, с надрывом дышащего:
— Господин Мэйшань, лучше прилягте, поберегите желудок. У бессмертных, наверно, и так со здоровьем пищеварения не слишком хорошо?
Какая забота и нежность! Господин Мэйшань, тронутый до глубины души, закивал:
— То… тогда я пойду в покои, полежу немного. Вон там есть горячий источник и чистые одежды. Смело мойся, меняй, ни в чём себе не отказывай.
И, держась за живот, под руки с двумя духами, он медленно поплёлся в свои покои.
Синь Мэй повели к источнику. На берегу уже приготовили комплект белых одежд: лёгких, мягких, тонких, словно сотканных из утреннего тумана. Надев их, она почувствовала себя лёгкой, как птица.
Духи улыбнулись:
— Вот почему наш господин требует, чтобы каждый гость сперва омывался и менял одежды, прежде чем войти.
Надев деревянные сандалии, Синь Мэй, цокая подошвами, отправилась в сторону гостевых покоев. Там она увидела Лу Цяньцяо. Он тоже облачился в белое и сидел под цветущей айвой, склонившись над чем-то в руках. При её появлении он лишь бросил равнодушный взгляд и снова занялся делом.
