Синь Мэй с сомнением опустила глаза. На ней висел безобразный мешок из перьев, а в руках она держала венец, больше похожий на ночной горшок. Значит… по его мнению, именно так она выглядит особенно подходяще?
— Тебе самому этот костюм тоже идёт, — натянуто похвалила она. — Эти птичьи перья, прямо роскошь.
И он… он засиял от счастья так искренне.
Смутившись, Синь Мэй отломила кусочек финикового пирожного и молча сунула себе в рот.
Лу Цяньцяо хотел что-то ещё сказать, но вдруг ощутил неладное. Резко обернувшись, он увидел, как из клубов облака медленно выплывали огромные птицы цзилэ, запряжённые в длинный золотой воз. Он был ослепительно роскошным и величавым. Колесница неторопливо приближалась.
Золотое сияние превращалось в текучие письмена, пробегавшие по телу. Ощущение от этого было крайне неприятным.
— Генерал!
Сы Лань, насторожившись, поскакал обратно, заслонив генерала собой, и незаметно положил руку на рукоять меча.
Лу Цяньцяо покачал головой, велев отойти.
Теперь ему стало ясно, отчего в тот раз от Синь Мэй исходила тревожная, неприятная аура. Она встречалась с Великим монахом из рода лис.
— Зачем явился? — холодно спросил он, подскакав ближе на три шага.
Белая бамбуковая занавесь приподнялась, и из-за неё показалась рука в чёрной шёлковой перчатке. Великий монах высунул голову и беззаботно улыбнулся.
— Я ищу не тебя. Я ищу её.
Он кивнул в сторону паланкина, где Синь Мэй как раз набила рот финиковыми пирожными.
Лу Цяньцяо нахмурился, не произнёс ни слова, только чуть подался корпусом вперёд, закрывая её от наглого взгляда.
— Красавица-невеста в паланкине! — выкрикнул монах, сложив ладони. — Благодарю за прошлые лунные пряники, сегодня пришёл ответить подарком.
Синь Мэй отряхнула крошки с рук, долго всматривалась в него и, поражённо моргнув, спросила:
— Мы знакомы?
— Эй, ну что ж ты так, даже уважения не проявила, — он беззаботно усмехнулся. — Забыла меня? Пустяки. Я ведь не только с подарком пришёл, заодно передам и свадебное подношение от того лиса из Долины Чунлинь. Лови!
Широкий рукав взметнулся, и огромный ящик описал дугу в воздухе.
Лу Цяньцяо молниеносно перехватил его, задержал на незнакомце долгий взгляд, и лишь затем опустил ресницы. В руках у него оказался деревянный сундук более фута длиной, а внутри ещё два поменьше. В одном покоилась жемчужина величиной с голубиное яйцо, в другом — изящное ожерелье, искусно выкованное из золота.
— Ожерелье — моё подношение, — лениво протянул Великий монах, улыбаясь с ленцой. — Желаю вам столетий согласия, любви без разлуки и скорого появления наследников.
От ожерелья веяло зловещей, неприятной аурой. Лицо Лу Цяньцяо оставалось каменным, он просто швырнул сундук прочь.
Незнакомец ничуть не рассердился и по-прежнему улыбался во весь рот:
— Зачем же питать ко мне такую вражду? А я, признаться, тобой очень даже восхищён.
Лу Цяньцяо отвернулся и холодно приказал:
— Едем дальше.
Свадебная процессия двинулась вперёд, и вскоре золотая колесница скрылась из виду. Синь Мэй, высунув голову из паланкина, долго глядела ей вслед и вдруг радостно воскликнула:
— Ах! Так это же тот самый монах, что мясо ел!
— Не вспоминай о нём, — глухо заметил Лу Цяньцяо.
Что ж, похоже… ревнует?
Синь Мэй подперла ладонью щёку и, глядя на него, сладко улыбнулась:
— Послушный мой, в сердце у меня только ты.
На его губах мелькнула едва заметная тень улыбки, которая тут же исчезла.
— Сиди смирно, — сказал он, — иначе ещё вывалишься.
В тот день у крепости Цзяпин Ли Минь на прощание вскользь упоминал о них: в последние месяцы они тревожно шевелятся, и даже его мать этим сильно обеспокоена. Одни считают себя потомками небесных богов, другие решительно отрицают чужую божественную кровь. Так и рождались споры. А теперь, когда воины рода призрачных воинов увяли и ослабли, похоже… пришла пора расставить точки.
— Лу Цяньцяо, о чём задумался?
Голос новобрачной из паланкина оборвал его мысли. Он усмехнулся. Да, сегодня ведь день свадьбы.
— Ни о чём, — мягко ответил он, опуская занавеску. — Сиди спокойно, нужно ускориться и до заката добраться до усыпальницы.
Свадьба… Для посторонних это веселье, а для самих участников — изнуряющая тяжесть.
В роду призрачных воинов женитьба доставляла больше хлопот, чем рождение ребёнка. Синь Мэй, с покрывалом на лице, прижималась к Лу Цяньцяо. Её то несли через «горную гряду из острых клинков», то проводили над «раскалённым масляным котлом». Говорили, что свадебное платье из сотен птичьих перьев служило особым оберегом. Не должно упасть ни одно перо, иначе это считалось дурной приметой.
Едва они прошли испытания, как из темноты вылетел железный шар прямо в лоб. Это что же, брачная ночь или комната пыток?!
Лу Цяньцяо легко взмахнул ногой и швырнул тяжёлую сферу в стену. Та рухнула, и несчастная комната превратилась в развалины.
Оказалось, спальня ждала за ней.
Синь Мэй опустили на брачное ложе, но не успела она придать лицу положенную стыдливость, как снизу раздался гулкий свист, и из-под досок взметнулись острые клинки, превратив кровать в железную клетку.
Жених уже приготовился закатать рукава, чтобы выломать прутья и вызволить возлюбленную, но невеста и без того вышла из себя. Она с яростным воплем пнула стальные клинки, переломав их.
— Подойди! — Синь Мэй сорвала с головы покрывало и, маня пальцем, озорно улыбнулась. — Теперь-то… мы наконец можем отпраздновать брачную ночь?
