«Если я ещё хоть раз…»
Он не успел закончить мысль.
Девушка прыгнула в ледяное озеро.
Не только он, даже Шао Ю опешил:
— Госпожа Чишуй! — крикнул он.
Она погружалась всё глубже, плыла за уносимым течением яйцом, а птица кричала над водой всё отчаяннее.
Наконец, она вынырнула. Дрожащая, насквозь промокшая, Лю Шуан сжимала в руках драгоценную ношу. Птица кружила над ней, издавая пронзительные стоны.
Янь Чаошэн посмотрел на неё.
Мокрая, в слипшихся от воды одеждах, она стояла, как будто небо рухнуло ей на плечи.
— В нём больше нет жизни, — тихо сказал Шао Ю, смотря на яйцо.
Янь Чаошэн не сдвинулся с места. Что бы она ни делала, его это не касалось.
Она попыталась влить в яйцо частицу своей духовной силы, но оболочка, сколько бы ни светилась, не оживала.
— Цинлуань… — прошептала она в отчаянии.
Птица над головой закричала ещё горше, печаль резала слух. А потом она вдруг подняла глаза на него.
«Что ей нужно?»
Он встретился с ней взглядом, лицо его оставалось безучастным и холодным, но всё внутри сжалось от какого-то смутного предчувствия.
Она смотрела на него… как никогда раньше. Будто только сейчас по-настоящему его увидела.
И, как он и опасался, она подошла. Девушка протянула яйцо двумя руками и робко спросила:
— Ты… хочешь спасти его?
— Нет, — холодно ответил он.
И мысленно добавил: «А тебя и подавно. Подальше бы от тебя. Чем дальше, тем лучше. Проклятая ты…»
— Посмотри на него. Разве не кажется оно тебе… родным?
Он лишь усмехнулся.
Родным? Это яйцо? Что за насмешка? Она что, теперь будет тыкать ему в лицо, что он — демон? И кто она такая, чтобы думать, что он, с почти уничтоженной силой, может воскресить мёртвое?
Почему она не попросит Шао Ю? Вот кому такие подвиги по плечу.
Он невозмутимо проговорил:
— Госпожа, если делать нечего — отдайте яйцо птице.
В словах сквозила ирония. Все знали, что раз оно побывало в брюхе рыбы Хэнгун, спасти его невозможно. И всё же… у птицы из глаз текли кровавые слёзы.
Янь Чаошэн смотрел на них и молчал.
Он видел множество таких сцен.
Смерть. Расставание. Слёзы. Он и сам когда-то мечтал, чтобы у него была мать. Кто-то, кто бы защитил его. Потом он вырос и понял: того, чего у тебя никогда не было, не стоит и ждать.
И вот теперь… она показала на свою шею:
— Здесь — жизненная точка. Отдай ей силу. Я отдам тебе всё, что есть. Всю свою духовную энергию. Хоть и немного, но хватит на триста лет. С ней ты сможешь участвовать в отборе. Ну как? Согласен?
Чем ближе она подводила его к своему предложению, тем явственнее в ней проявлялось волнение. Глаза её искрились мольбой, дыхание перехватывало.
— Ты… ты ведь можешь, правда? — прошептала она, робко заглянув в его лицо. — Я прошу тебя, правда прошу…
Он насмешливо прищурился.
— Значит, госпожа наследница умоляет меня?
Она тут же искренне закивала без тени притворства:
— Угу-угу, да!
Янь Чаошэн задумчиво посмотрел на её запястье, а затем чуть улыбнулся:
— Триста лет культивации в обмен?
— Да! Я клянусь, не обману. Шао Ю может подтвердить.
На лице Шао Ю появилось лёгкое сомнение, но он промолчал.
— Я подумаю, — холодно бросил Янь Чаошэн.
И в ту же секунду она сунула ему в руки яйцо, словно была уверена, что он уже согласился. Настолько быстро, что он даже не успел сказать «нет».
А он ведь и не собирался соглашаться.
Восстановить жизнь яйцу в теории было возможно, если отдать частицу сердечной вены. Однако это значило связать собственную жизненную силу с этим обломком надежды. Если с яйцом что-то случится, пострадает и его сердце. А это уже вопрос жизни и смерти.
Нет уж. Он не станет жертвовать собой ради какого-то омерзительного птенца. Точно так же, как не станет больше тешить себя иллюзией, будто доброта Лю Шуан к нему — это нечто большее, чем холодный расчёт.
«Она втоптала меня в грязь и лишила всего, — мрачно думал он, — а теперь играет свою комедию? Забыла, что в прошлый раз хотела меня убить? Глупец».
Лю Шуан то и дело косилась на Янь Чаошэна, а тот с безразличием держал в руках яйцо, словно не знал, куда его девать.
Она нервничала, казалось, стоит ему чуть сильнее сжать пальцы — и он выбросит его прочь.
