В прежние годы день рождения Янь Чаошэна отмечался с невиданным размахом. Птицы исполняли свои хоровые песни, их хвостовые перья переливались всеми цветами радуги, а бокалы звенели в череде праздничных тостов. Сегодня пышное убранство для пира всё ещё оставалось нетронутым, но сам праздник так и не начался. Посланцы мира Демонов один за другим покидали пределы мира Духов.
У входа во дворец с тревогой стояла Чан Хуань. Завидев Лю Шуан, она бросилась к ней и спросила:
— Госпожа, что с вами? Почему вы ранены?
На тонкой белоснежной шее Лю Шуан темнел зловещий синяк от чьих-то пальцев. След выглядел особенно пугающим на её хрупком теле.
Она не ответила служанке, её взгляд был прикован к удаляющимся посланцам.
Янь Чаошэн всегда придавал этому дню особое значение. Впрочем, не потому, что считал день рождения чем-то важным, а потому что, не покидая мира духов, он годами вёл сражения за мир мёртвых и не имел возможности следить за делами мира демонов. Поэтому раз в год его подданные собирались, чтобы одновременно поздравить правителя и доложить о важнейших событиях за минувший год.
Сегодня утром Лю Шуан просила мужа провести с ней хоть немного времени наедине, но он отказал. А теперь Янь Чаошэн распустил всех посланцев.
За сто лет он впервые нарушил заведённый порядок.
Словно завеса приподнялась и за ней смутно начали вырисовываться очертания скрытой истины.
Увидев, как Лю Шуан задумчиво глядит вслед уходящим демонам, Су Лунь понял, что дело принимает дурной оборот.
— Госпожа, здесь слишком людно, — мягко сказал он. — Лучше вернёмся.
Лю Шуан, сжав зубы, плотнее закуталась в накидку, и впервые не послушалась его. Она больше не была той покладистой женщиной, что шла, куда скажут, и вместо этого направилась прямо к посланцам.
Поднимаясь по ступеням, она шаг за шагом приближалась к толпе демонов. Пурпурные одежды её развевались на ветру. Среди толпы, где она прежде старалась ни к чему не прислушиваться, теперь каждое слово резало слух, словно она впервые действительно услышала, что говорят вокруг.
— Почему нас распустили до начала пира? — роптали демоны. — Столько важных дел не успели обсудить! Что будет, если возникнут задержки?
— Вы не знаете? — тихо проговорил один из них. — Фэн Фумин, тот молокосос, что всегда трясётся перед Янь Чаошэном, решился вторгнуться в мир Духов лишь из-за одного человека, из-за своей возлюбленной, наложницы Чу, небесной наложницы.
— Наложница Чу? Разве это не та, кого считали первой красавицей среди бессмертных?
— Именно она. Ходят слухи, что сотни лет назад между ней и нашим Повелителем были нежные чувства. Говорят, она чуть было не стала супругой Повелителя.
— Неужели правда?
— Конечно, — насмешливо улыбнулся демон. — Если бы не Фэн Фумин, что тогда влез с помехами, наложница Чу уже давно стала бы Императрицей нашего мира. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет Повелитель всё ещё к ней неравнодушен! Он вёл войны на четырёх морях, планировал этот шаг веками, и в итоге вернул её из-под власти Фэна.
— Говорят, она женщина с твёрдым характером. Чтобы быть с ним, она решилась последовать за ним в мир Духов, прыгнула в Зеркало Перехода, пострадала душой и едва не рассыпалась в прах. Повелитель спас её и с тех пор ищет по свету духи, способные стабилизировать её душу. Только вот её основа, нефритовый бамбук, погиб, и теперь, даже если её душа восстановлена, она может рассеяться вновь в любой момент.
— Теперь понятно, почему он распустил пир: чтобы никто не мешал её восстановлению. Наверное, болезнь обострилась, — заключили остальные.
— Потерять и вновь обрести спустя века — такое не забывается. Повелитель действительно любит её.
Ветер подхватил лёгкие накидки Лю Шуан, развевая их облаком вокруг. Она стояла среди мутной ядовитой энергии демонов и впервые в жизни слышала столько рассказов, которых не знала прежде.
Когда последние из посланцев ушли, за её спиной с тихим скрипом закрылись ворота дворца. Вокруг стало безмолвно. Остались лишь Чан Хуань и Су Лунь.
Она опустилась на каменные ступени и сжала в руках ленту. Пропитанная духовной силой бессмертных, она была испорчена демоническим ядом мира Духов. Всё её сияние давно исчезло.
