Янь Чаошэн был не слеп. Он прошёл через сцены людских страстей, пусть и наблюдая со стороны. Он видел любовь и знал, как выглядит равнодушие.
Когда Лю Шуан собственноручно отправила его к Ми Чу, он многое понял.
Чишуй Чун, решивший его уничтожить, стал последней каплей. Он хотел спросить, а не было ли в этом и её воли? Если он изначально был ей чужд, зачем было притворяться?
Может, она, как и все, пришла, чтобы что-то взять? Но что мог дать ей такой, как он? Был ли он всего лишь приманкой по приказу Чишуй Чуна?
Он снова принял облик юноши, сел у башни, позволив гневу напитать его кости.
Он не хотел признаваться, но под всей этой ненавистью жила детская обида и злость от того, что его чувства были лишь пеплом.
Башня время от времени плакала дождём.
Он знал, что чудовища, что внутри, не выйдут. Но и он не мог войти. Ему оставалось лишь ждать день за днём.
Он был уверен: она не знает, что с ним произошло. Не слышит, не чувствует.
Он вспоминал тот миг у Пруда Девяти Мыслей, когда сам положил её руку себе на грудь и предложил вырезать внутреннее ядро. Теперь он казался себе смешным.
Если она не любила, зачем всё это? Почему бы ей не быть, как Бай Юйсяо?
Раны ещё не зажили, но он не уходил. Он не знал, чего ждал.
Может быть, Янь Чаошэн хотел дождаться её, вытащить из башни и задушить. Он много раз был обманут, но больнее всего оказалось именно сейчас.
Демоница хотела его съесть и погибла в котле. Странствующий бессмертный хотел вырвать его глаза и был убит.
А она…
Она ничего не требовала. А он сам, без принуждения, взял её руку, показал сердце.
Янь Чаошэн вспомнил Би Сюня. Он когда-то считал того позором рода, глупцом. Теперь понимал, что ничем не лучше. Если Янь Чаошэн не вырвет это чувство с корнем, то закончит так же.
Он ждал почти месяц.
В один из рассветов молодой демон увидел, как она подошла к башне… и не вышла. Она сложила пальцы в печати, сорвав самую прекрасную из цветов рассветного часа.
Он вскинул взгляд. С вершины башни веяло угрозой.
Его серебряные зрачки мелькнули.
В груди что-то сжалось. Голос в голове холодно шептал: «Её отец хочет твоей смерти. Она в опасности. Тебе незачем вмешиваться».
Он опустил взгляд и сжал кулак.
Сквозь серебро взгляда он видел, как на тридцать втором этаже клубится багровая дымка. Предчувствие беды только крепло.
Он больше не мог сдерживаться.
В тот миг, когда он влетел в башню в обличье змея, он сказал себе: «Я должен получить ответ. Я не позволю ей солгать и умереть, будто ничего не было».
Он вырвал её из лап ночного демона. Его зрачки светились, как два зловещих фонаря.
Он оглянулся. В его кольцах была она. Слабая, хрупкая, почти без одежды. Только лёгкое нижнее бельё из розового шелка.
Она была отравлена Цветком Страсти и ничего не понимала. Не чувствовала опасности, не видела в нём монстра. Только холодную чешую, к которой хотелось прижаться.
Её телу не выдержать даже лёгкого движения его хвоста. Он мог убить её за миг. Он должен был. Её отец хотел его смерти, а она… обманула. Разве не справедливо уничтожить её?
Однако она смотрела на него мутными глазами, в полном доверии. На её одежде — его кровь.
Позади раздался топот. Преследователи приближались. Янь Чаошэн сжал челюсти и раздражённо бросил её на землю.
Она упала, не сводя с него туманного взгляда. Её одежда, чуть сорвавшись, обнажила тонкое плечо.
Сцена казалась обманчиво нежной.
Его зрачки сузились. Он хотел поглотить её.
И тогда появилась вспышка света. Вся его фигура озарилась сиянием. Цветное перо, предназначенное прежде для клетки Цинлуань, обрушилась, накрыв их обоих.
В новом пространстве не было ничего. Только полумёртвое яйцо, змееподобный гигант и полуголая девушка.
Он смотрел на неё без жалости.
Она, опьянённая, лишь шептала:
— Жарко…
Когда она, обессиленная, пыталась к нему приблизиться, он всякий раз резко отбрасывал её хвостом. Однако сам Янь Чаошэн, похоже, не осознавал, что удары его, какими бы яростными они ни казались, не причиняли ей вреда. Даже следа на коже не оставалось.
В конце концов, не приходя в себя, она свернулась возле большого птичьего яйца, прижавшись к нему, будто ища в нём прохлады. Яйцо уже почти сравнялось с ней по размеру.
Эта картина почему-то ещё больше раздражала его.
Он рванул хвостом, подхватил её и крепко прижал к себе, пресекая любые попытки ускользнуть.
— Жарко… — выдохнула она, не приходя в сознание.
В груди у него всё бурлило: злость, обида, боль. Он не стал возвращаться в человеческий облик, намеренно оставаясь в звериной форме, в которой бушующая сила вырывалась наружу неудержимо, как волна. Его змеиная сущность не хотела больше сдерживаться.
Он навис над ней, глядя в её затуманенные глаза, и с каждым мгновением злился всё сильнее.
«Ты обманула меня… — думал он, сдерживая ярость. — Обманула так тонко, что я был готов вырвать собственную душу и отдать тебе!»
Он приблизился, серебристые зрачки вспыхнули холодным светом.
— Объяснись. Может быть, тогда я снова стану человеком, — произнёс он глухо, словно давая ей последний шанс.
Но она уже не слышала. Её взгляд был мутным, а дыхание сбивчивым. В такой растерянной беспомощности она казалась почти нереальной, как заколдованная небесная дева, от которой трудно отвести взгляд.
Он отвёл глаза, пытаясь подавить чувство безумия, подступившее к сердцу. На губах заиграла жестокая усмешка.
— Закрой глаза, — прошептал он с холодной насмешкой. — Иначе ты станешь первой в истории, кто поплатится за близость с чудовищем.
Её лёгкая одежда безвольно упала рядом с тёплым, ещё не расколовшимся яйцом. Он приблизился, голос зазвучал хрипло и недобро, уже ничуть не скрывая хищную природу, затаённую внутри.
— Посмотрим… если настроение будет хорошим — тогда, может быть, и пощажу.
Похоже рановато наше чудище показал свою истинную форму, все из-за несбывшейся и кажущейся любви. Разве она проявляла любовь? Нет, обмана не было…
Нет, она не хотела знать,
что они называли любовью
Это было больнее, чем лёд
Лёд перемешанный с кровью .
Ей хотелось встать на ветру,
Растворяясь с каждым рассветом
Он пробил в ее мире дыру
Размером с вселенную эту
Спасибо переводчику и сайту🌷
Спасибо вам за стихотворение!