Он опустил взгляд, словно боялся услышать её слова. В его холодных и уставших глазах сквозило раздражение:
— Ты утомительна. Думаешь, я и вправду…
Она прервала его, коснувшись губами его уст.
Его губы дрогнули, ресницы замерли, и все слова застряли в горле. В сердце его гулко разлилась горечь. Именно об этом сладком поцелуе он мечтал на протяжении одиноких тысячелетий, но сейчас он отдавал лишь болью, причём такой, что казалось, сердце треснет.
Она сказала, что для неё всё между ними осталось в прошлом, в памяти, а теперь отпущено.
Отстранившись, она увидела его сдержанный и вместе с тем безутешный облик. Сердце её смягчилось, и, поддавшись внезапному порыву, она проговорила:
— В мире людей уже весна. Пусть прошло три года, но я хочу выйти за тебя.
Он умер ради этого обещания, и она обязана была исполнить его мечту, прежде чем рассеется сила Хуэйлин.
Кулак Янь Чаошэна судорожно сжался. Черепица под его ногами рассыпалась в пыль. Он поднял взгляд и с холодной яростью уставился на неё. Внутри него бушевало нечто, и он, не сказав ни слова, оттолкнул её и исчез с крыши.
Лю Шуан остолбенела. Она перебирала в мыслях возможные реакции, даже предполагала, что он высмеет её за самонадеянность, но не ожидала увидеть в его глазах огонь такой гневной ярости, будто он хотел сжечь её дотла.
Он оставил её одну, на крыше в мире людей.
Янь Чаошэн думал, что, приняв личину юного себя, сможет всё вынести спокойно. Ему казалось, что он не будет ревновать, но он ошибся. Он недооценил собственную мужскую гордыню и боль.
Его глаза налились кровью, он кусал губы до крови.
Подлец! Подлец!
Она и вправду хотела выйти замуж за того юношу. Пусть это тоже был он, но всё же, в ту минуту её слова доказывали, что того, кто пришёл к ней сквозь вечность, она уже позабыла.
Они когда-то прошли ритуал соединения духов и обещали быть вместе до конца дней.
Теперь хранителем их воспоминаний остался лишь он один.
Глаза его горели красным, горло издавало низкое, сдавленное рычание, похожее на всхлип. Вокруг гремел праздник. На улицах пылали фонари, раздавался весёлый людской смех.
Она отреклась от него. Навсегда. Даже ненависть, его последняя опора, растаяла.
Лю Шуан, оставшись на крыше, натянула на себя плащ.
Наследница Кунсана сама сделала предложение, а он ушёл, оставив её на холодной крыше под небом. Она решила, что проведёт так всю ночь, но он вскоре вернулся.
Он снял с себя плащ и накинул ей на плечи. Янь Чаошэн произнёс с усмешкой:
— Выйти за меня? Ха! Даже если ты согласишься, я не соглашусь.
Она замерла, уставившись на него широко раскрытыми глазами, проверяя, правда ли он так жесток. Лю Шуан лишь увидела его покрасневшие веки и неуверенно спросила:
— Что с тобой?
Он не ответил. Вместо этого, обернув её вместе с плащом, он заключил её в свои объятия.
Пока она стояла в замешательстве, на её волосы лёг его холодный поцелуй.
— Чишуй Лю Шуан, — тихо произнёс он, сомкнув веки, — живи хорошо. Просто живи.
Он больше не хотел обманывать её и причинять боль.
Янь Чаошэн тихо добавил:
— Лю Шуан, тебе следовало выйти замуж не за меня. Мне не дано этой чести.
Она подняла голову. В небе, словно в ответ на его слова, закружились первые снежинки. Это был последний снег над императорской столицей. Он улыбнулся, и в этом жесте угадывалось величие властителя, когда-то покорившего мир.
Император, некогда повелитель полей битвы, теперь улыбался нежно, хотя в его глазах светилась влага.
В его взгляде отражалось так много, что она не успела распознать. Он прикрыл ей глаза ладонью и сказал:
— Не смотри, но запомни меня сегодняшнего навсегда, Лю Шуан.
Над городом всё ещё сияли фонари. Люди шумно праздновали праздник фонарей.
Снегопад очистил небо и землю. Он крепко прижал её к себе, белые хлопья ложились на плечи, словно седина.
Так они всё же выполнили клятву встретить старость вместе.
Его пальцы скользнули по браслету на её запястье. В глазах его царила долгожданная тишина. Она не поняла смысла, но, заметив, что он не язвил и не угрожал, впервые не стала сопротивляться и доверчиво позволила ему закрыть её глаза, уткнувшись в плечо.
«Ну и пусть. Если не выйду за него — значит, не выйду. Главное, чтобы потом, когда меня не станет, он не жалел слишком сильно».
В небесах, недоступных глазу смертных, вспыхивали фиолетовые молнии. Янь Чаошэн прищурился, глядя туда, и спустя миг презрительно усмехнулся.
Судьба? Предначертанный путь?
Он никогда не верил в предназначение. Не верил прежде и не верил теперь.
