Янь Чаошэн стал чаще уходить в походы и поручил Су Луню отвезти её обратно, но она неизменно ждала его на горе Цинцан день за днём, год за годом.
Су Лунь однажды не выдержал и вздохнул:
— Она не хочет уходить. Говорит, что готова терпеть холод и тяготы ради тебя. Господин, почему бы тебе не отправить жену силой?
Янь Чаошэн долго молчал и наконец сказал:
— Если отправить силой, она будет плакать.
А если она заплачет, он не сумеет её утешить.
Су Лунь взглянул на него пристально, но тот больше не произнёс ни слова. Янь Чаошэн ясно понимал. Чем холоднее он будет, тем лучше, но решающего шага всё же сделать не смог.
В последний год, когда сердце Хуэйлин должно было пройти заключительное испытание, его охватило безумие. На поле боя он убивал без пощады, и одного лишь его имени хватало, чтобы вражеские войска обращались в бегство.
Даже Фу Хэн тревожно отметил его перемену. Янь Чаошэн убрал оружие и решился перерезать эту связь раз и навсегда.
Когда он вернулся верхом на Чи Юане и увидел её, стоящую на вершине горы Цинцан и сияющую в улыбке, его глаза налились кровью. Он смотрел на её грудь, где билось сердце, и хрипло сказал:
— Возвращайся домой.
— Почему ты не решаешься? — спросила Мэн Цзи.
— Осталась последняя закалка, — спокойно солгал он.
Мэн Цзи пристально всматривалась в сына. В ту же ночь она снова заточила его во сне в огонь, заставив пережить муки предков. Он проснулся в холодном поту, взглянул на спящую рядом Лю Шуан и горько усмехнулся.
Наутро он спросил Су Луня:
— Как заставить её уйти?
Тот поначалу счёл это шуткой и рассмеялся:
— Что может разбить сердце женщины? Разве что новая любовь.
— Подойдёт, — коротко ответил Янь Чаошэн.
В то время Ми Чу обратилась к нему за помощью. Она больше не могла терпеть холодность и жестокость Фэн Фумина.
Он принял её, но, глядя на лицо, похожее на лицо его маленькой травки, едва сдержался, чтобы не содрать чужую кожу.
План, как и ожидалось, удался. Лю Шуан, убитая горем, покинула его.
В день разрыва связи он издалека наблюдал, как она шаг за шагом уходит из его жизни. Его пальцы впились в ладонь до крови, но он остался неподвижен.
Су Лунь осторожно спросил:
— Если так тяжело отпускать, почему не вернуть её?
— Кто сказал тебе, что я не могу без неё? — с жестокой усмешкой отрезал он.
Су Лунь умолк.
Фу Хэн сообщил:
— Госпожа стоит у врат в мир духов и хочет видеть тебя. Похоже, в их Цанлане случилась беда.
Янь Чаошэн опрокинул чашу вина:
— Прогони её.
— Но… госпожа не желает уходить. Если она попытается пройти силой, то…
Янь Чаошэн, который пил одну чашу за другой, взревел:
— Тогда бейте её! Или мне самому показать, как?!
Фу Хэн побледнел и немедленно отступил.
Янь Чаошэн сидел перед колеблющимся пламенем свечи, а пролившее вино пропитало одежду. Он прикрыл глаза, затем решительно поднялся и вышел. Даже не взглянув на ту, что ждала его за вратами в мир духов, он взмыл ввысь.
Янь Чаошэн летел долго, и, глядя с холодной высоты на мир, одним взмахом руки обратил в пепел весь Цанлань.
Вокруг его тела клубилась тяжёлая чёрная мгла — сплетение грехов и ненависти, а под ногами раскинулся алый, как пылающий ад, мир.
В его ладони лежала изумрудная жемчужина.
Это была её последняя надежда, хоть и не равная даже десятой доле силы сердца Хуэйлин.
Мэн Цзи, обезумев, закричала:
— Куда ты её спрятал? Ты позволил ей сбежать! Ты солгал ради неё, забыл о своём народе! Разве эта жалкая жемчужина может заменить сердце?
Она, приняв облик яростного духа, рвалась наружу, но Янь Чаошэн удерживал её железной хваткой. Его лицо оставалось холодным и непроницаемым.
Он мрачно усмехнулся:
— Ты смеешь поднять руку на неё?
