Упадок Кунсана напрямую говорил, что вера ослабла. Люди больше не верили и больше не приносили дары.
А значит, как наследница рода Чишуй, она не имела права закрывать глаза на происходящее. Здесь явно кто-то превратил весь город в пастбище, где люди — лишь корм.
Она вздохнула. Быть наследницей — это не только титул, но и ответственность.
Янь Чаошэн продолжил с лёгкой иронией:
— Госпожа, можете идти и не бояться. Я осмотрелся: активных здесь всего двое. С вашей силой справиться с ними не составит труда.
Лю Шуан запнулась.
Она ещё не успела вкусить прелестей жизни в роли «наследницы», как уже оказалась лицом к лицу с её самым тяжёлым долгом.
Она устало вздохнула. Если уж взяла на себя чужое имя, нужно принять и его ношу. Как в прошлом она защищала Цанлань, так теперь должна стоять за Кунсан.
Пусть сердце давно не умеет радоваться, душа осталась прежней — той, кто всегда встанет на защиту своих.
Но…
Она подняла руку, показав Яню Чаошэну, как голубоватая энергия едва возникла — и тут же рассыпалась, словно песок сквозь пальцы:
— В таком состоянии я не смогу сражаться.
— Жаль, — голос Янь Чаошэна прозвучал холодно. — Значит, сдохнут один за другим.
Он с самого начала не рассчитывал, что Лю Шуан и правда сунется в пекло. Это была обычная насмешка, бесполезный жест.
Нетрудно понять, почему за последние века духовные источники четырёх бессмертных обителей пришли в упадок. Всё больше небожителей становились эгоистами. Миновали тысячелетия, смертные либо разбогатели и стали независимыми, либо оставались без помощи и теряли веру. Когда нет веры — нет и силы.
Память о былой благости выцветала, как свитки на солнце.
Янь Чаошэн мысленно усмехнулся. Он уже собрался было вяло отговорить её и идти разбираться в одиночку, но тут кто-то аккуратно потянул его за подол одежды.
Розовый комочек в несколько слоёв по имени Лю Шуан протянул ладонь с пространственным мешочком и, совершенно игнорируя его холодное лицо, задумчиво произнесла:
— Но и оставлять всё как есть нельзя. Ты ведь носишь в себе демоническую кровь. Посмотри, что из этого может пригодиться. Попробуем.
Он уставился на протянутую ладонь с мешочком и молча смотрел, пока не спросил:
— Откуда ты знаешь, что во мне демоническая кровь?
Лю Шуан не стала врать:
— В тот день я видела.
Она вспомнила, как в Пруду Девяти Мыслей из-под его одежды выглянули чернеющие уродливые чешуйки.
Выслушав, Янь Чаошэн опустил глаза и замолчал. Затем он взял мешочек, ничего не сказав, с таким видом, будто она попала в самое больное.
Он начал рыться в её запасах и довольно быстро выудил оттуда красную палочку благовоний и нефритовую флейту.
— Ты умеешь играть на флейте Юэло? — спросил он, показывая ей изящный инструмент.
Лю Шуан покачала головой. Пока она была небесной травинкой, смертная мать не учила её музыке. У знатных девиц в их доме преподавали только древнюю цитру.
— Тогда я буду играть. А ты сможешь зажечь благовония? — его голос был спокойным, но по тону чувствовалось что-то в роде «если нет — лучше сразу умирай».
— Смогу, — уверенно ответила она, принимая ароматную палочку.
Даже если не уверена, она виду не подаст.
Он посмотрел на неё с лёгким сомнением. А Лю Шуан, сжимая палочку в руке, как будто в ответ на этот взгляд, добавила:
— Не переживай, я справлюсь.
В её глазах, ярких, как вода, сквозь вуаль читалось: «и даже лучше тебя».
Янь Чаошэн отвёл взгляд. Было в этом что-то странное. Наследница высокородного клана молча приняла решение спасать город и, кажется, без малейшей задней мысли.
В её прошлом воплощении чудовища вели себя куда тише. Причина была простой: при них ещё жил и правил Янь Чаошэн, безжалостный повелитель демонов. При нём ни одно порождение тьмы не смело поднять голову. Поднявшие давно сгнили в могилах, обвитых трёхметровым бурьяном.
Лю Шуан вырубила одну из прислужниц и втерлась в свадебную процессию невесты.
Технически, жители Тайчуаня — её подданные, она за них в ответе. И, выходит, Янь Чаошэн теперь ей помогает.
Возможно, не убивать его сразу было разумной идеей? Но зачем он это делает?
Они разделились: ей досталась задача усыпить невесту с помощью ароматной палочки «Иньнянь Сян». Лю Шуан сняла вуаль, опустила голову и, как прочие марионетки, пошла с пустым взглядом, не говоря ни слова.
