Он повернул бумагу, указав на дату: двадцать третье июля двадцать шестого года Миньго.
— Значит, — Цзун Ин медленно сгруппировала мысль, всматриваясь в него, — вы прибыли оттуда… из двадцать третьего июля двадцать шестого года?
— Да, — без колебаний подтвердил он. — Это и был мой вчерашний день.
Она чуть отклонилась назад, сохраняя дистанцию.
Шэн Цинжан глянул на часы, убедился, что время позволяет, и продолжил:
— До десяти вечера я занимался делами в своей квартире, но когда пробивает десять, всё вокруг меняется. Становится… вот так. — Он обвёл рукой комнату.
Цзун Ин молчала.
— И мне самому это кажется невероятным, но объяснения пока нет, — тихо добавил он.
— Когда всё началось?
— Двенадцатого июля.
В тот день Цзун Ин из-за череды тяжёлых дел не появлялась дома, ночуя в общежитии почти две недели подряд.
— Если следовать вашей логике, каждую ночь в десять вы оказываетесь здесь. Но тогда… — она прищурилась, выстраивая цепочку. — Почему же в ночь двадцать третьего июля вы оказались в такси?
Он ответил без заминки, словно под протокол:
— Обычно я действительно остаюсь в квартире, но иногда нахожусь в других местах. Как бы то ни было, ровно в десять меня переносит в ваш мир. Так вышло и в ту ночь. Ч был по делам в пригороде, и когда часы пробили десять, оказался здесь. До дома путь был слишком долгим, пешком возвращаться невозможно, потому пришлось искать транспорт. Машину поймать оказалось нелегко. Я прошёл добрый кусок дороги, отдал почти все наличные, и только тогда мне удалось сесть в такси.
Она тут же поняла, что он сел именно в ту машину, что вчера подобрала и её.
— Сколько ты заплатил? — спросила Цзун Ин.
— Двести пятьдесят юаней ровно, — ответил он. — Я уже внёс это в тетрадь. Разве вы её не видели, госпожа Цзун?
Разумеется, она видела. Сейчас она лишь перепроверяла.
Тонкая книжка, лежавшая рядом с письмом, была испещрена подробными и точными записями. Первая из них звучала так:
Взял со шкафа один экземпляр “Нового словаря китайских иероглифов”, в тот же день вернул.
Последняя же гласила:
Взял у госпожи Цзун наличные двести пятьдесят юаней для оплаты проезда, долг не погашен.
Записи были сделаны упрощёнными иероглифами, он явно учитывал привычки хозяйки квартиры.
По этой причине вчера у неё и не было причин благодарить. Деньги за такси были её собственные, а он лишь самовольно воспользовался ими.
Шэн Цинжан тихо произнёс:
— Я без разрешения использовал имущество хозяйки, и в этом моя вина. Прошу принять мои извинения. Если не можете, я готов возместить ущерб.
Но Цзун Ин не стала задерживаться на этом. Вместо этого она спросила:
— За двести пятьдесят, сколько же длилась поездка?
— Минут двадцать. Современные автомобили очень быстрые.
— Надо было сказать ему включить счётчик, — опустив взгляд, заметила она и вернула термос на столик. — Ты понимаешь, что за двести пятьдесят юаней можно сделать?
— Внизу есть круглосуточный магазин. Я там был. Цены указаны прямо. Сравнив их со стоимостью товаров повседневного спроса, я примерно понял покупательную способность нынешней валюты, — он протянул ей чек, на нём значилась пачка молока по цене три юаня восемьдесят. — Возможно, сумма за поездку была чрезмерной, но тогда, глубокой ночью, у меня не было выбора.
Слова его звучали логично. Цзун Ин молчала долго, а потом произнесла:
— Ты ещё взял мои запасные ключи.
— На всякий случай. Ведь если дверь захлопнется, мне негде будет укрыться.
— Тогда зачем ты запер комнату наверху? — подняла она на него взгляд.
— Вот именно об этом и хотел сказать, — он придвинул к ней кожаный чемодан, раскрыл, и внутри оказались золотые слитки, доллары, серебряные юани и банкноты времён Миньго. — Полагаю, серебро и старые банкноты уже не ходят, доллары, возможно, ещё примут, но золото всё равно остаётся твёрдой валютой. Одним словом, всегда найдётся то, чем расплатиться.
Он рассуждал слишком основательно, и просьба его прозвучала столь же определённо:
— Эта квартира для вас дорога, и я не прошу продать её, но наверху есть пустующая комната. Если возможно, сдайте её мне во временную аренду.
Его слова были проникнуты искренностью, и взгляд тоже казался безукоризненно честным.
Сумерки ещё не уступили место рассвету, тусклый свет ложился на стены, и разговор казался сном.
Он добавил:
— Понимаю, что вы сомневаетесь, и это естественно. — Он взглянул на часы и спокойно продолжил: — Но скоро я смогу доказать, что говорю правду.
Стрелки показали пять часов пятьдесят девять минут и сорок секунд.
Он аккуратно собрал бумаги, поднял голову и сказал:
— Ровно в шесть утра я исчезаю из вашего времени.
— А если вот так? — глаза Цзун Ин похолодели, она наклонилась вперёд и схватила его за руку.
Холод пробежал по коже. Старые маятниковые часы, казалось, застучали громче и торопливее.
На обычно спокойном лице Шэн Цинжана отразилось беспокойство. Он резко и жёстко предупредил:
— Осталось три секунды. Немедленно отпустите.
Цзун Ин не разжала пальцев.
