Не успел он сказать больше, как с той стороны послышался охрипший женский голос:
— О вчерашнем мне уже всё рассказали. Как бы там ни было, главное, что фабрику удалось вывезти, и она не досталась японцам, — это уже немалое облегчение. — Женщина тяжело вздохнула и добавила: — Слышу, как ты устал. Оставшиеся дела на заводе я улажу. Не бери их на себя, а сегодня в квартире постарайся как следует отдохнуть. Завтра обсудим переезд в особняке.
Она первой прервала разговор. Шэн Цинжан медленно опустил трубку и обернулся.
Цзун Ин подняла глаза и спросила:
— Какие планы на сегодня?
И вдруг, вопреки привычке, он ответил:
— Никаких.
Она всегда знала его неутомимым, беспрерывно занятым делами, и услышать такие слова для неё было внове.
Вглядываясь в его уставшее лицо, Цзун Ин поднялась и сказала:
— Я приготовлю что-нибудь поесть, а ты иди в душ.
Она уверенно направилась на кухню, открыла шкафчик, ища среди запасов принесённые когда-то быстрые продукты. Шэн Цинжан ещё немного постоял в гостиной, растерянно следя за её движениями, но вскоре опомнился и поспешил в ванную.
Цзун Ин повернула кран с горячей водой. Ни одной капли. Похоже, система снова вышла из строя, и Шэн Цинжану придётся мыться ледяной водой.
Она поставила воду кипятиться для лапши, открыла две жестянки с консервированной рыбой и чуть отдёрнула штору. Солнце, как ни в чём не бывало, вставало всё выше, и день становился ярче. На дворе было 1 октября 1937 года. Для жителей Шанхая эта дата не имела ничего общего ни с «национальным праздником», ни с «длинными выходными». Лишь тревожные вести о том, что японцы прорвали фронт, непрерывно будоражили сердца.
Когда лапша была готова, из ванной ещё продолжался плеск воды.
Цзун Ин выключила газ, взяла ключи и спустилась вниз купить молоко и взять утреннюю газету.
Господин Е по-прежнему сидел за стойкой консьержа, только высунув полголовы. Волосы его сегодня не были приглажены маслом. Они топорщились и будто потемнели от редких седых прядей, отчего он выглядел усталым и болезненным.
Цзун Ин взяла газету, но не увидела бутылок с молоком, поэтому спросила:
— А молоко больше не привозят?
Господин Е поднялся и, в отличие от своей обычной приветливости, сухо ответил:
— Слышал, коров даже в пригородах так напугали, что они разбежались! Как же теперь молочная фабрика сумеет снабжать город свежим молоком? — Он тяжело вздохнул и, помедлив, добавил: — Скажите, госпожа Цзун, вы ведь тоже скоро покинете Шанхай? Поедете вместе с семьёй Шэнов вглубь страны?
Она подняла на него взгляд:
— Вглубь страны?
Господин Е пояснил:
— Вчера пятая молодая госпожа из семьи Шэн приходила за вещами. Сказала, что фабрику уже перевезли вглубь страны, и семья вслед за этим должна перебраться туда же. Я подумал, раз у вас с господином Шэном такие близкие отношения, то вы тоже отправитесь вместе. Неужели нет?
Выслушав его, Цзун Ин лишь ответила неопределённо:
— Я об этом ничего не знаю, поэтому сказать не могу. Пойду пока наверх.
Она поднялась по лестнице.
Раннее осеннее солнце пробивалось сквозь узкие оконца, освещая половину ступеней.
На ходу её не покидала мысль. Если семья Шэн действительно уезжает из Шанхая, то что же будет с самим Шэн Цинжаном? Разве не об этом он только что говорил по телефону, о перевозке фабрики?
Она замедлила шаг на верхнем этаже, достала ключ и открыла дверь. В комнате уже остыл запах лапши, а шум воды в ванной стих. Наступила тишина, почти странная в своей густоте.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Цзун Ин сделала несколько шагов и увидела Шэн Цинжана.
Он лежал на боку на диване, уже в чистой пижаме после душа, с влажными, не досуха вытертыми волосами. Заснул он сразу же, едва коснувшись подушки.
Цзун Ин подошла ближе, наклонилась и тихо позвала его к столу. Она несколько раз повторила:
— Господин Шэн, еда готова.
Но его веки оставались сомкнутыми, а дыхание глубоким и тяжёлым.
Он был слишком изнурён. Тени ресниц лежали плотной линией на лице, одна рука сжата в кулак и прижата к груди, другая свисала вниз, и на её тыльной стороне ещё не зажила рана.
Цзун Ин больше не стала его будить. Она накрыла его пледом, взяла с подлокотника полотенце и осторожно вытерла влажные волосы. Случайно коснувшись его лица, ощутила холод его кожи.
Солнце поднималось всё выше, а осенний ветер становился резче.
В особняке Шэнов на территории международной концессии вся семья собралась за завтраком, но даже простой приём пищи не приносил покоя.
С того самого дня, когда фабрику перевели из Шанхая, старшая невестка объявила о решении. Вместе с заводом должна уехать и вся семья. Именно это известие разрушило зыбкое равновесие в доме.
Споры разгорелись не только из-за денег, но главным образом из-за того, куда переселяться.
Вторая сестра наотрез отказывалась ехать вглубь страны:
— В Шанхае беда, а разве внутренняя территория — надёжный сейф? Я никуда не поеду! Я возьму А-Хуэя и уеду в Гонконг. И уж конечно, не позволю Цинхуэй ехать с вами!
Старшая невестка ответила спокойно, но твёрдо:
— Тебя мы не можем принудить, но Цинхуэй должна ехать с нами. У неё на руках двое детей, в Гонконге у вас едва ли хватит сил и средств, чтобы о них заботиться.
Вторая сестра вспыхнула:
— Кто сказал, что она обязана тащить этих детей?! Она приютила их сгоряча, а вы восприняли всерьёз! С двумя обузами она как замуж выйдет? К тому же учёбу она ещё не окончила. В Шанхае университеты закрылись, зато в Гонконге ей как раз и надо продолжить учиться!
