Он посмотрел на меня, словно упрекая за этот вздох. Я бросила на него сердитый взгляд, но мы так и не заговорили. Щека, куда пришёлся его удар, всё ещё горела.
Он припарковал машину, проводил меня до квартиры и дождался, пока я войду.
Настроение у меня было неожиданно лёгкое. Я насвистывала, и впервые, да, впервые, даже старая мать показалась мне милой. Жить всё‑таки неплохо.
На перемене Чжанчжу подбежала ко мне, сияя:
— Папа сделал вам предложение?
— Не знаю, — пробормотала я. — Кажется, что‑то в этом роде.
Она засмеялась. На солнце её улыбка была как луч надежды.
А у меня язык словно одеревенел. Не знала, считать ли это предложением: он ведь просто сказал «давай поженимся» и тут же дал мне пощёчину.
— Папа велел передать вам одну вещь, — сказала Чжанчжу.
— Что именно?
Она раскрыла ладонь: на пальце сверкало кольцо с бриллиантом.
— Папа сказал: «Передай ей, что я серьёзен».
Чжанчжу сняла кольцо и протянула его мне. Я взяла его двумя пальцами, повернула в луче солнца. По моему опыту кольцо новое, три карата, без изъяна, белое, изящное, дорогое. В наше время мало кто делает официальное предложение с таким подарком.
Столько лет я ждала… Столько лет! Под солнцем школьного двора меня вдруг охватило странное горе — как у ребёнка, который, дождавшись родителей после уроков, наконец разрыдался.
— Наденьте скорее, — торопила Чжанчжу. — Станьте моей мамой!
Я с радостью подчинилась и медленно надела кольцо на безымянный палец левой руки.
— Как красиво! — воскликнула она. — Папа говорил, что у вас крупная рука, и только трёхкаратное кольцо будет смотреться достойно. И правда!
— Он и вправду так сказал? — я растрогалась.
— Конечно.
Никогда ещё мужчина не был ко мне так добр и так искренен. Быть под чьей‑то заботой — счастье. Я опустила голову, выдохнула, и почувствовала, что сдаюсь — ради собственной судьбы. Не думала, что мне так важно моё будущее. Оказалось, я тоже женщина, и, может быть, самая уязвимая из всех.
— Папа сказал, если вы захотите продолжать преподавать, он не возражает. Но, по его мнению, вы устали, лучше бы отдохнули и готовили ему завтрак. Он уже десять лет не ел завтраков — ненавидит китайские блюда, а служанки не умеют жарить яйца и бекон.
Я не смогла ответить. Лишь спустя долгое молчание сказала:
— Похоже, мне снова придётся уволиться.
— Занавески в доме выцвели, все в плесени, ужасные. В моей комнате нет настольной лампы. Я полгода делала уроки в темноте. А на кухне пол провалился…
— Это слова твоего отца?
— Нет, мои.
— Я знала, что ты маленькая проказница, — улыбнулась я.
Я без труда подала заявление об уходе.
Старый директор сказал:
— Я за вас рад.
Так я стала хозяйкой дома Хэ. С повязкой на голове командовала рабочими. Дом требовал не только новых занавесок — окна не мылись десять лет, посуда вся сколота, кровать Чжанчжу осталась ещё детской. Никогда не видела такого запущенного жилища.
Молчаливый Хэ Дэчжан лишь виновато улыбался.
Чжанчжу порхала вокруг меня, как птичка.
— Почему не гуляешь со своим другом? — спросила я.
— Теперь дома снова уютно. Мне нравится цвет этой вазы. Мисс Лин, я хочу заказать контактные линзы… Папа даёт мне всего пять юаней на день, ни на что не хватает, поговорите с ним. Когда поставили шкаф, я заперла туда всё лишнее — комната стала просторнее. А новая сосновая кровать просто чудо! Папа давно мечтал о кресле из настоящей кожи…
Потом она спросила:
— Когда вы переедете к нам, мисс Лин?
— Разве мисс может жить с мужчиной до свадьбы? — улыбнулась я.
— Так когда же вы поженитесь?
— Кажется, в следующем году.
— Кажется? Поскорее бы!
— У тебя есть фотография матери? — спросила я.
— Нет, ни одной, — ответила она с сожалением.
Странно. Но я не боялась Лэй Бицзя. Живые не должны ревновать к мёртвым.
— Ты ведь не помнишь, как она выглядела?
Чжанчжу задумалась.
— Что? — осторожно спросила я.
— Папа говорит, что мама умерла, когда я родилась. Но я помню, будто видела её.
— Ты путаешься, — засмеялась я.
— Нет, у неё были кудрявые волосы, очень кудрявые, будто от природы.
— Вот уж чудо! Ты, едва родившись, уже различала завивку и естественные кудри!
— Правда, я знала, что она красавица. Но папа и вы оба говорите, что я просто воображаю, собираю обрывки и придумываю себе мать.
— Папа прав: ты не могла её помнить, разве что ты вундеркинд.
— Может, и так, — улыбнулась она.
В углу кабинета я нашла шкатулку с оборванной жемчужной нитью.
— Смотри, Чжанчжу.
— Какая красота! И не одна нить.
— Три. Интересно, чьи они? Почему не отнесли в ювелирную мастерскую?
— Какая разница, теперь всё в доме твоё. Отнеси, пусть перетянут, и носи.
— Нельзя так, — засмеялась я.
