О том, как отреагировала резиденция наместника на Штормовых островах, что подумали в королевстве Бролин и в Светозарной Церкви, какие могущественные люди на далёких землях могли бы вмешаться, — Грэйт не имел ни малейшего представления.
Он даже из исследовательского института не выходил. Делегация Магического совета уже отбыла на летающем корабле, оставив лишь две дежурные группы: одну — при башне магов в столице Теноче, другую — у портовой башни.
Младшие чародеи, торговцы и артефакторы, прибывшие вместе с дирижаблем, обосновались вокруг этих башен: кто‑то скупал материалы, кто‑то создавал магические изделия, кто‑то занимался продажей. Самые неугомонные бродили по плато, исследуя окрестности, лазали по склонам, пропадали в ущельях.
Время от времени кто‑нибудь стучал в дверь:
— Маг Нордмарк, взгляните, пожалуйста, что это за растение?
«Да принеси же ты его с корнем! Что я увижу в сухом цветке? Даже если бы я умел говорить с растениями, неужели ты ждёшь, что я побеседую с мёртвым стеблем?»
— Маг Нордмарк, посмотрите, меня укусило насекомое…
— Стой! Не двигайся! И не пугайся, когда я достану нож! Мне нужно убедиться, не отложила ли тварь яйца под кожу. Заклинание “Окаменение”!
— Маг Нордмарк, взгляните на этот минерал…
— Убери! Я не трансмутационист! С определением руды — к алхимикам. Разве что ты заболел от этой штуки, и она, скажем, оказалась урановой смолой, — вот тогда приходи!
После десятков подобных визитов Грэйт, сперва с интересом бродивший по Теноче и показывавший Сайриле местные диковины, окончательно заперся в институте и целиком погрузился в изучение жёлтой лихорадки.
Выбора у него, впрочем, не было. Возврат дирижабля в Нивис занял бы не меньше десяти‑пятнадцати дней. Даже если там немедленно соберут некромантов из эпидемиологического отделения, пока они упакуют сосуды, призовут охрану и подготовятся к путешествию, пройдёт ещё неделя. А ведь лететь им никто не даст — придётся добираться морем: месяц‑другой через Новый Континент, потом ещё столько же до Страны Орла.
Если всё сложится идеально, они прибудут к концу сезона дождей — и это будет почти чудом.
Пока же в институте трудились лишь сам Грэйт, архимаг Хайнс с несколькими своими учениками‑некромантами и Линн.
Мисс Сайрила помогала, когда ей было по настроению; господин Баренсимо старался изо всех сил, но его чародейское мастерство едва дотягивало до второго‑третьего круга.
Бернард же… Бернард мог только таскать тяжести, командовать туземными воинами, что стерегли пленных, и надзирать за рабами, разносящими им пищу.
Главную же работу — анализ и сопоставление данных — Грэйт выполнял сам.
— Первый испытуемый: температура нормальная!
— Второй: тоже в норме!
— …Тринадцатый: повышена! Кто‑нибудь, суньте ему под язык ртутный термометр и скажите держать три минуты. Архимаг Хайнс, почему ваш скелет не разговаривает?!
— Разговаривать он умеет, — проворчал Хайнс. — Но чтобы с «Красноречием» говорить на понятном языке, я ещё не доделал. Ладно, кину на туземца «Понимание языков», пусть будет по‑твоему.
Линн, отложив журнал наблюдений, бросил на Грэйта выразительный взгляд: «Ты и вправду слишком требователен».
Когда‑то он восхищался золотым скелетом Хайнса — тот и готовил, и убирал, и дрался, и даже мог поднять господина Трока за шиворот. Линн мечтал о таком же.
Но с появлением Ониксина, способного ассистировать на операциях, прежний восторг улетучился. Теперь Грэйт даже не ожидал, что Ониксин станет варить суп или стирать бельё.
И вот теперь он уже недоволен тем, что скелет архимага восемнадцатого круга не говорит на языке туземцев!
«Да скелет вообще умеет говорить — уже чудо! Мой Ониксин до сих пор только зубами щёлкает!»
— Сегодняшняя сводка: три группы, тринадцать человек с повышенной температурой, подозрение на жёлтую лихорадку. Первая — укушенные комарами, вторая — получившие инъекцию крови… — Грэйт просматривал таблицы, попутно накладывая заклинания и осматривая больных.
Помимо «Ока жизни», у жрецов Природы имелись иные, не менее точные способы диагностики: по ним сразу видно, кто здоров, кто болен, у кого болезнь только начинается, а у кого уже в разгаре. И главное — не нужно слушать сердце, мерить температуру, даже входить в палату не требуется: достаточно взгляда через окно, чтобы отметить подозрительных и потом проверить их подробно.
Как и ожидалось, те, кто жил за решёткой рядом с больными и подвергался укусам комаров, заболевали почти все.
Изолированные же испытуемые, защищённые от насекомых, но получившие инъекцию заражённой крови, заболевали лишь частично — главным образом, если кровь брали у больных в начале болезни; при облегчении симптомов или в стадии кровавой рвоты заразность резко снижалась.
А вот те, кто жил в комнатах, где стояли сосуды с рвотными массами больных, но где действовал защитный контур от насекомых, оставались здоровы даже спустя две недели.
Однако среди тех, кто ухаживал за больными и часто вступал с ними в контакт, трое всё же заболели.
— Почему трое? — нахмурился Грэйт. — Неужели эта дрянь передаётся не только через укусы? Если ещё и воздушно‑капельным путём, или через пищу — беда!
Он решительно направился в изолятор, сверяясь с журналом. Разогнал комаров, открыл дверь, снова прогнал насекомых и вошёл.
Окинув взглядом палату, Грэйт схватился за голову:
— Я просил ухаживать за больным, а не избивать его!
На полу лежал туземный воин, весь в крови и синяках. Его сосед, бролинский солдат, был исцарапан, а на плече у него зиял глубокий укус. Грэйт наклонился — да, типичное кровоточение дёсен, симптом лихорадки.
«То ли у туземцев крепкое здоровье, то ли болезнь у него ещё не в силе, а может, и загнанный зверь кусается…»
— Он убил моих товарищей! — прохрипел солдат. — Из троих двое погибли от его рук!
Грэйт тяжело выдохнул.
Загадка решена: если заражённая обезьяна может передать болезнь царапиной, то и укус больного человека тоже заразен.
— Переселите их в разные комнаты, — велел он и направился к следующему изолятору.
Заглянув внутрь, он мгновенно вышел обратно:
— И этого вытащите! Три года на корабле — и уже овцы кажутся красавицами!
— Почему овцы? — удивилась Сайрила, которую он оттолкнул в коридор, не дав взглянуть внутрь.
Грэйт замялся, покраснел и буркнул:
— Э‑э… Сайрила, хорошие девочки не спрашивают о таких вещах.
— Но я ведь не человеческая девочка! Ну расскажи! Ну пожалуйста!
— Представь, что ты три года в море и кроме рыбы ничего не ешь. Увидев овцу, ты бы не захотела… съесть её?
Он тяжело вздохнул. Да, заниматься эпидемиологией — дело нелёгкое.
Когда‑то, читая учебник «Эпидемиология», он знал лишь теорию: причинно‑следственные связи, методы исследования, контроль смещений, когорты, клинические испытания… Теперь, проделав всё своими руками, он понял, какой это труд и насколько велики были учёные прошлого. Слава богам, что в прежней жизни он выбрал клинику, а не науку.
Так или иначе, после множества проверок и исключений Грэйт доказал: жёлтая лихорадка передаётся через кровь, главным образом укусами насекомых.
Разве что кто‑то во время болезни укусит другого или вступит в слишком тесный контакт — тогда уж сам виноват.
Он облегчённо выдохнул и торжественно записал результаты — первую в мире работу о тропической инфекции. В заключении не удержался от иронии:
«Поскольку в мире существует множество видов комаров, не каждый из них, возможно, переносит жёлтую лихорадку. Однако, ради безопасности всех путешественников, настоятельно рекомендуем изгнать всех комаров без разбора».
Но определить путь заражения — лишь начало. Главное — найти средство защиты.
Самый простой способ — носить предметы с заклинанием отпугивания насекомых: браслет, кулон, обод, пояс или плащ. Такие артефакты давно производились Советом, но спрос был мал, цена — запредельна: плащ или пояс стоили от двух тысяч золотых, а небольшие украшения — от трёх.
Покупали их разве что избалованные маги, не терпящие укусов. Обычные же воины и искатели приключений предпочитали потратить две‑три тысячи золотых на что‑нибудь полезнее.
«Зачем рисковать жизнью ради наживы, если можно просто окурить лагерь дымом или натереться травой?» — рассуждали они.
Но дым помогает лишь на стоянке, а сок трав смывается потом и водой. В лучшем случае это снижает число укусов со ста до десяти в день.
Грэйт же стремился к иному: чтобы не кусали вовсе — или чтобы даже после сотни укусов болезнь не передавалась.
