Под микроскопом сосуды бурно, но беззвучно пульсировали, словно в их безмолвии скрывалась громовая сила.
Клетки делились, росли; потом снова делились — и снова росли.
А иные, напротив, сжимались, сморщивались, их мембраны покрывались морщинами и пузырями; ядра распадались на крошечные точки, и эти точки, обёрнутые остатками оболочки, рассыпались во все стороны, чтобы вскоре быть поглощёнными соседями и медленно раствориться в них.
Линь Энн не отрывал взгляда. Процесс шёл мучительно медленно — иной раз за полдня происходило лишь едва заметное изменение, — но невиданное прежде зрелище завораживало его до забытья.
Так вот как выглядит рост…
Это не просто движение вперёд, а непрерывное чередование появления и исчезновения, жизни и умирания.
Клетки рождались и исчезали, жили и погибали, молодели и старели. И всё же, что бы ни происходило, сосуд в целом не прекращал своего стремления к росту:
под действием лечебного заклинания он рос, и под влиянием некроэнергии — тоже.
Когда на него нисходил свет исцеления, рост ускорялся, но, достигнув определённой черты, вдруг замедлялся, будто некий внутренний голос шептал: «Довольно, ты справился, не нужно больше рваться вперёд».
А когда на ткань воздействовала энергия «Изгнания крови», целые ряды клеток стремительно погибали — и тут же их место занимали новые. Что это были за клетки, уже другой вопрос…
Никакого порядка, никакой красоты — лишь отчаянное, изнуряющее усилие жить. Новообразование, уродливое и бугристое, продолжало расти, пожирая соседние клетки, цепляясь за существование.
Рост сам по себе — это круговорот жизни и смерти. Даже умирая, материя стремится к новому рождению; даже живя, она питается смертью других.
Линь Энн замер перед микроскопом, словно поражённый внезапным откровением.
До начала этого задания он полгода бился над «Заклинанием пробуждения нежити», но безуспешно.
Модель заклинания он знал досконально, процесс произнесения — без ошибок, а результата не было.
Причина крылась в одном — в неразрешимом для него вопросе:
Откуда у нежити берётся разум?
Что его несёт?
Как может скелет, пустая оболочка, мерцающее пламя души — как может всё это мыслить, если у него нет даже мозга, ни капли мозгового вещества?
Он размышлял об этом бесчисленное множество раз, расспрашивал коллег, терпел насмешки старших учеников, выслушивал окрики архимага Эдгара, который не раз стукал его по лбу, а однажды даже удостоился молнии от самого Бессмертного:
— В моей черепной коробке тоже нет мозгов! Откуда, по‑твоему, мой разум, а? Или ты считаешь, что такой, как я, не достоин обладать мудростью?!
Линь Энн тогда в панике сбежал. Он понимал, что зашёл в тупик, но не мог понять, где именно.
И лишь сегодня, наблюдая под микроскопом, как клетки умирают и рождаются вновь, он вдруг осознал:
Так вот оно что!
Жизнь и смерть — не противоположности, а две стороны одной сущности.
Озарение пронзило его. Он взмахнул рукой, вызвал низшего скелета и заставил того пройтись по лаборатории. Затем глубоко вдохнул, вытянул палец — и направил заклинание.
Пламя души дрогнуло.
Скелет растерянно поднял голову, огляделся, потом медленно поклонился Линь Энну.
Успех!
«Заклинание пробуждения нежити», мучившее его полгода, наконец сработало.
Радость вспыхнула на лице мага. С заклинанием пришёл прилив мощной ментальной силы, наполнившей тело и разум живительным светом.
Он на миг застыл, а потом сорвался с места:
— В медитационную комнату! Быстрее, в медитационную!
Он чувствовал — сейчас, на волне успеха, может прорваться на пятнадцатый уровень.
Дверь медитационной комнаты захлопнулась с тихим щелчком.
Когда Грэйт, закончив дневные дела, пришёл в лабораторию обсудить с ним результаты, он увидел лишь одиноко стоящего посреди комнаты скелета, который растерянно кружил на месте.
— …Неужели всё‑таки случилось? — пробормотал он. — Бедняга Линь Энн… столько дней без сна и еды, что сам стал скелетом?
Как бы то ни было, это неожиданное прозрение принесло группе огромную пользу.
Помимо того, что теперь Линь Энну завидовали все некроманты, его слово приобрело особый вес:
Это направление — верное!
Оно обязано быть верным!
Если бы нет, мир не ответил бы ему, не позволил бы подняться на новую ступень. Значит, следуя за ним, они не ошибутся.
Так был определён следующий этап работы:
разобрать заклинание «Мутация сосудов», использовать некроэнергию для разложения клеток — точнее, тех самых фибробластов и клеток соединительной ткани, от которых нужно избавиться;
а энергией лечебного заклинания стимулировать рост сосудистых клеток, ведь мягкая сила исцеления способствует их упорядоченному развитию.
Одни клетки должны разлагаться и исчезать, другие — следом расти, чтобы старые сосуды вновь обрели гибкость.
Главное — добиться равновесия между некроэнергией и энергией исцеления, заставить их действовать согласованно, а не взрывать пациента при малейшей ошибке.
— Мне кажется, из этого скорее выйдет заклинание мгновенной смерти, чем лечебное, — заметил кто‑то.
— Верно, — отозвался другой. — Сделать исцеляющее слишком трудно, а вот мгновенно убивающее — запросто: бах! — и все сосуды исчезли.
— Проблема в том, что у нас и так хватает заклинаний мгновенной смерти. Бах! — и сосудов нет, бах! — и жира нет, вспомните хотя бы тот «сосудистый липолиз»…
Некроманты вздыхали, ворчали, но перья их не останавливались.
Они благодарили мага Линь Энна за новый путь, ведь этот проект мог помочь многим из них продвинуться в искусстве.
Благодарили архимага Нордмарка за щедро предоставленные образцы и возможность обращаться к магам других школ.
И, конечно, благодарили Его Светлость Великого герцога — лучшего из живых испытателей заклинаний.
— Бах!
— Бах!
— Бах‑бах!
— Что там за шум?
— Не спрашивай… Великий герцог посмотрел наши записи и теперь сам пытается смешать некроэнергию со светом исцеления. Вот, опять взорвалось…
— Поразительная отвага! Я бы не рискнул — одно неверное движение, и сам бы разлетелся на куски.
Соединить некроэнергию и энергию исцеления без разрушения — почему это так трудно?
Пожалуй, только Великий герцог способен выдержать такие взрывы…
