Грэйт в земледелии не смыслил решительно ничего. Он, конечно, знал, что урожай можно увеличить, если усовершенствовать орудия, наладить оросительные каналы, подобрать лучшие способы посева, заняться селекцией, удобрениями и компостом. Но насколько именно можно поднять урожайность — тут он терялся в догадках.
— Ну… может, процентов на десять? Или на двадцать? — пробормотал он неуверенно.
Цифра явно была смешной. Даже без расчётов Грэйт понимал: в индустриальном обществе горожан больше, чем сельских жителей, а то и поровну. Если сейчас две трети, а то и три четверти населения кормятся землёй, то, чтобы шагнуть к индустрии, производительность сельского хозяйства должна хотя бы удвоиться.
А если учесть магов, воинов и всех тех, кто выращивает и откармливает боевых чудищ, — ведь им тоже нужно мясо, мясо чудовищ, мясо магических растений, — то и удвоения будет мало. Придётся распахать ещё столько же земли, да и мясное производство увеличить минимум вдвое.
Грэйт не знал, что в его родном мире старая Англия сумела войти в индустриальную эпоху, не прибегая ни к каким сверхъестественным средствам. Достаточно было решительного организатора и группы просвещённых людей, чтобы за долгие годы упорного труда поднять урожайность до нужного уровня.
Если бы он это знал… он бы и пальцем не пошевелил!
Продвигать новые орудия, строить каналы, менять методы посева — Грэйт и без размышлений понимал, что это не для него. К тому же всякое улучшение техники неизбежно влечёт за собой перемены в общественных отношениях. А если бы эти перемены ещё и давали сверхъестественный отклик, то переход от аграрного строя к индустриальному мог бы вознести простого фермера до уровня легенды.
У Грэйта не было на это времени — ни на этом, ни на Новом Континенте.
Такое дело требовало десятилетий: согласовать интересы от короны и знати до мелких землевладельцев и арендаторов, удержать цены на зерно, пристроить тех, кого вытеснит механизация, и при этом не вызвать социальных бурь. Он не умел этого, да и если бы умел, не стал бы тратить на это полвека. Пусть этим займётся кто угодно другой — Грэйт же предпочитал сидеть в лаборатории.
Перед ним на рабочем столе стоял ряд массивных пробирок — каждая не меньше полулитра, наполовину наполненная пшеницей. На стекле аккуратно наклеены ярлычки: «Хэмпшир», «Саффолк», «Херефорд»… обычная пшеница, высокоурожайная, многоколосая, крупнозернистая, устойчивая к полеганию, к вредителям…
Грэйт глубоко вдохнул и вышел из лаборатории. За спиной одна за другой с лёгким хлопком открылись крышки пробирок, и из каждой вылетело по нескольку зёрен, мягко опустившихся на парящие диски.
С потолка лаборатории спустился луч света, и перо на журнале само заскользило по странице, копируя ярлыки и прикрепляя их к соответствующим дискам.
Грэйт, несясь налегке, вышел к выровненной площадке теплицы. Одним движением пальца он поднял все зёрна в воздух и направил их в землю.
Он стоял неподвижно, и от него разливалась сила Природы. Из почвы пробились ростки, вытянулись, налились соком, зазолотились колосья. Прошли все стадии — от крошечного побега до зрелого, тяжёлого зерна.
Невидимые слуги тут же принялись за работу: измеряли высоту стеблей, считали колосья и зёрна, взвешивали урожай, брали пробы почвы, сверяли содержание азота, фосфора и калия с прежними данными.
Грэйт лишь наблюдал. Ему хотелось увидеть всё собственными глазами — почувствовать, каковы эти растения на ощупь, насколько они крепки или хилы, сколько колосьев несёт каждый стебель, сколько зёрен в колосе и какого они размера.
А вот устойчивость к холоду, соли или вредителям глазом не определишь — тут требовались долгие опыты.
Но и этого было достаточно. Вернувшись в лабораторию, Грэйт приказал вывести на экран хромосомные карты всех образцов и сравнительные таблицы. Он долго вглядывался, пока наконец не вскрикнул:
— Да сколько же тут различий!
Хромосом у пшеницы — неисчислимое множество. В крошечном зародыше, в ядре клетки, теснились сорок две хромосомы.
— Шестикратный набор! — выдохнул он. — Да это же шесть полных копий!
Если бы не опыт его команды, когда‑то изучавшей гены драконов, они бы давно бросили это безнадёжное дело. Но теперь работали спокойно и методично: каждое зерно проходило через микросканер, каждое сравнивалось с помощью таллингового анализа, каждое отличие отмечалось в протоколе.
Различий оказалось больше, чем он мог вообразить. Даже между двумя сортами многоколосой пшеницы различия в хромосомных точках исчислялись не тремя‑пятью и не десятком.
Когда‑то, исследуя хромосомы драконов, Грэйт пользовался упрощением — у него были образцы драконьих потомков, уже подвергшихся генетическим изменениям. Теперь же перед ним лежала самая обычная пшеница, без малейшего следа магической энергии.
Какой участок отвечает за силу стебля, какой — за количество колосьев, какой делает растение выше, а какой — ниже? Ни малейшего представления. Даже контрольного шаблона нет.
К тому же в каждом участке, скорее всего, скрывалось по десятку, а то и по сотне фрагментов ДНК — бесчисленные цепочки пуринов и пиримидинов.
Группа, которой когда‑то руководила сестра Филби, занималась расшифровкой атомных последовательностей хромосом, но задача оказалась столь сложной, что до сих пор не дала удовлетворительных результатов.
Надежды на них было мало — проще было полагаться на собственное упорство.
Грэйт тяжело вздохнул, взял пригоршню зёрен с пометкой «многоколосая пшеница», выбрал одно, посадил в землю и, вливая в него силу Природы, прошептал:
— Убрать определённый участок хромосомы… быстрое прорастание, цветение, созревание…
Ничего. Похоже, без этого участка семя вовсе не прорастало.
— Ладно, попробуем иначе, — пробормотал он и взял следующее зерно. На этот раз мысленно изменил формулу:
— Пусть этот участок не действует… быстрое прорастание…
Опять тишина. Значит, и бездействие участка тоже губительно?
— Что ж, попробуем по‑другому… — Грэйт нахмурился и потянулся за новой пробиркой.
